Темная лощина - [126]

— Луис, старик в доме Мида Пайна — это Калеб Кайл.

Он выглядел изумленным:

— Что ты говоришь?

— Он ждет Билли. Если со мной что-то случится, позаботься об этом.

Луис кивнул, а потом добавил:

— Послушай, парень, может, ты сам об этом позаботишься? Если уж ты до сего дня столько раз со смертью разминулся и тебя еще не убили, так теперь точно не убьют.

Я устало ему улыбнулся. И мы, разделившись, медленными, танцующими движениями стали пробираться к фасаду здания, навстречу бойцам Тони Сэлли.

Глава 30

Я не так уж много помню из того, что происходило, когда мы с Луисом вывалились из окошка в темноту. Припоминаю, что все время дрожал от холода, хотя кожа моя была горячей на ощупь и блестела от пота. Я вооружился пистолетом Дженнингса, успел перезарядить перед этим обойму патронами из коробки, но пистолет казался слишком тяжелым и непривычным для моих рук. Еще раз пришлось слегка пожалеть о потерянном «смит-вессон». Я убивал, стреляя из него, и попутно убил что-то в себе. Но это было мое оружие, и его история отразила, как зеркало, весь предыдущий год моей жизни. А может, это и к лучшему, что он лежит сейчас глубоко в воде.

* * *

Снег все падал и падал, и мир притих, словно набрал полный рот снежных хлопьев. Мои ноги глубоко проваливались в сугробы, пока я упорно пробирался вдоль стены, оставляя здание участка слева от себя. Холод пронизывал мои ботинки, от него немели пальцы на ногах. Обходя здание с другой стороны, так же неустанно продвигался вперед Луис с оружием наизготовку.

Остановился я там, где стена обрывалась и начиналась площадка для парковки машин. Выглянул на площадку, не заметил никакого движения — и перебрался под прикрытие новенького «форда». Но, видимо, из-за ранения я двигался медленнее и более шумно, чем следовало. Мои руки так тряслись, что мне приходилось поддерживать рукоятку пистолета левой рукой. Боль в боку не утихала. Однако, оглядев на себе свитер, я заметил только маленькие пятнышки крови.

* * *

Казалось, усилившийся ветер хотел вдохнуть в снегопад новую порцию ярости, пока ночь еще не кончилась. Он бросал мне в лицо огромные пригоршни снега; снежинки таяли на языке. Я пытался разглядеть во мгле темный силуэт Луиса, но за парковкой уже невозможно было ничего различить. Ослабев, я опустился на колени, дыхание стало тяжелым, от боли у меня сводило мышцы живота. На какое-то мгновение даже показалось, что я сейчас потеряю сознание. Я припал к земле, набрал полную пригоршню снега и растер им лицо. Особенного облегчения это не принесло, но зато спасло мне жизнь.

Левее и выше меня, за одной из полицейских машин, перемещалась темная фигура. Я видел снизу, как из снега поднималась чья-то черная фирменная туфля, как к отворотам брюк прилипали снежинки, а полы синего пальто развевались и плясали на ветру. Я стал медленно подниматься с земли и ствол моего пистолета поднимался вместе со мной все выше и выше, пока и голова, и пистолет не оказались на уровне капота «форда». Когда неизвестный резко повернулся, ко мне, видимо, почувствовав мое движение, я выстрелил ему в грудь. И безучастно смотрел, как он упал навзничь в сугроб, выросший за ночь у стены, и замер, тяжело осев: подбородок уткнулся в грудь, кровь быстро окрасила снег в темный цвет.

В этот момент что-то произошло и во мне. Мой мир вдруг сделался таким же черным, как пропитанный кровью снег, и мой разум стал терять общий фокус. Очертания окружающего мира как бы размылись, образовав сплошной фон и оставив мне только отверстие с булавочную головку. Пока мир претерпевал такие превращения, я, казалось, чувствовал твердость и даже слышал звук лезвия, входящего в живую плоть: словно дыню располосовали надвое одним ударом... Я посмотрел сквозь щелку в стене на дорогу — туда, где у деревьев образовался снежный занос. В снегу бесформенной грудой остались лежать останки людей; его тело было распорото от груди до пупка, в размозженной голове собирались снежинки. Вокруг изуродованного тела виднелись следы: отчетливые и глубокие, они цепочкой уходили в сторону города, вслед еще одной дорожки из следов, неравномерных, словно они были оставлены прихрамывающим человеком. Когда я уже шел по следам, до меня донеслись звуки выстрелов со стороны полицейского участка; среди них выделялись громоподобные залпы Луиса.

Я двигался, ориентируясь по следам, минут пять или десять, может быть, чуть больше, пока не оказался в конце жилой улицы. На крыльце дома стояли пожилые мужчина и женщина, кутаясь в пальто и наброшенные покрывала, пожилой мужчина придерживал женщину за плечи. Выстрелы прекратились, но они продолжали чего-то ждать и вглядывались в темноту. Затем они заметили меня и инстинктивно отпрянули. Мужчина, не спуская с меня взгляда, потащил свою жену или сестру в дом; за ними захлопнулась дверь. В некоторых домах зажегся свет, то там, то здесь шевелились занавески на окнах. Я видел освещенные тусклым светом лица в окнах, но на улицу больше никто не выходил.

Так я добрался до угла Весенней улицы и Мэйбери. Весенняя улица уходила в сторону центра; в конце Мэйбери было темно. Следы поворачивали именно в том направлении. Где-то в середине улицы цепочки следов разделились: следы хромого шли все так же прямо, а следы другого человека уходили на северо-запад, пройдя по границе между двумя участками... Я догадался, что раненый Мифлин сначала пробрался сюда и выбрал себе позицию в неосвещенном месте, откуда сам мог видеть перед собой почти всю улицу. Преследователь же поменял направление, когда понял, что происходит, чтобы обойти его с тыла. Я повернул на юг. И двигался дальше задними дворами домов, пока не оказался на опушке рощицы, там, где начинался западный край леса.