Темная комната - [51]

– Доеду-ка я до мутти с фати, верну машину. Я недолго.

Луиза поднимается и наливает себе еще вина.

– Ты брал у мутти машину? Ты опять курил в маминой машине? Даже отсюда я чувствую, как от тебя пахнет, Миха. Она никогда тебя не ругает, но она терпеть этого не может, сам знаешь.

Михаэль ничего не отвечает, только улыбается и кивает. Сидящая рядом на полу Мина кладет ему на голень руку и подмигивает.

– Купишь хлеба? Нам нужен хлеб.

Михаэль вытряхивает пепельницы и первые несколько минут едет с открытым окном. Мутти и фати, Катрин и Пауль. Двое детей, внуков нет, женаты тридцать три года, живут за городом. В двенадцати километрах: это полчаса поездом, а на машине не больше двадцати минут. Ранний вечер, машин мало, автобан пуст. Пятнадцать. Мать накрыла стол в расчете на него.

– Хоть немного, а? Поешь и поедешь.

Мать Михаэля рано вышла на пенсию. И за полгода никак не может привыкнуть к безделью. «Я женщина молодая, – говорит она. – Мне нужно чем-нибудь заниматься». Каждую неделю у нее новое хобби. Предупредив по телефону Мину, Михаэль остается на ужин, а затем отец отвозит его домой.

– С тех пор как твоя матушка уволилась, она сама сходит с ума и меня сводит.

– Скоро твоя очередь.

– Она пусть работает, а я буду заниматься садом, изучать испанский, йогу, астрономию.

– Да ты просто завидуешь, фати, вот и все.

– Завидую? Много хуже, сын. Мне скучно.

Михаэль смеется, свет фонарей расплывается по стеклу. Фати. Родился в 1934 году, мутти – в 1941-м: один в начале, другая – в середине всего этого. Отец немного успокоился. Расспрашивает о школе, о Мине, но Михаэль видит, как в его глазах срабатывает переключатель: с воскресенья на понедельник, с дома на службу, с сына на работу. Михаэль говорит, что заедет через неделю, привезет Мину, привезет вина. Отец улыбается, автоматически поднимается стекло, и он уезжает, устремив взгляд в день грядущий.

Утром, перед уходом на работу, Мина будит Михаэля. За окном еще темно. Он слышит запах кофе; во рту – привкус сигарет. Опять. Он сжимает губы, когда она его целует.

– Вечером у Сема день рождения, помнишь? Я приду прямо с работы.

Одеваясь, он смотрит, как она на велосипеде переезжает улицу.

Ясмин Деврим; Мина; физиотерапевт; любовь всей моей жизни.

Миха варит кофе, ест рогалик с медом. Я и Луиза, фати и мутти, ома и опа. Опа, и опа, и опа. Стоя у окна, полусонный Миха ткет семейные нити – лицо, изнанка; перечисляет, вносит в список, пробираясь вглубь и вширь.

Опа Аскан. Опа Аскан. Опа Аскан Белль.

Хотя все это происходит где-то внутри, на автомате, это не совсем бессознательный процесс. Михаэль хорошо ориентируется в своих воображаемых картах. Он четко знает, куда они его ведут.

Сегодня первый день августовских каникул. Михе бы проверять тетради, приготовиться ко дню рождения, купить Мининому брату подарок. А он под дождем катит в университет. Идет в библиотеку. Садится к компьютеру и вызывает каталог. Набирает «холокост», выписывает индексы и находит полки. Сегодня он только читает корешки. Черное, золотое, красное тиснение. Зеленые, коричневые, синие переплеты. Бесконечные полки.

* * *

Почему именно теперь?

Михаэль все время задает себе этот вопрос.

Мы узнали о холокосте еще в школе. Ездили в ближайший лагерь, смотрели документы, писали сочинения. Я помню, как плакал наш учитель. Дело было в лагере. Он вышел на улицу, пока мы ели там в столовой. Мы думали, что он пошел покурить, но когда он вернулся, у него были красные глаза.

Миха не помнит, плакал ли он сам. Думаю, что не плакал.

Недавно отмечали день рождения дяди Бернта, маминого младшего брата. Всей семьей ходили в ресторан.

О войне, о холокосте не говорили; они вообще не говорили о прошлом. Только о вехах семейной истории: рождении детей, свадьбах, смертях. И вдруг Миха осознал разницу в возрасте: между рождением мутти и Бернта прошло четырнадцать лет. Дочь до войны, а сын после. Миха никогда раньше об этом всерьез не задумывался: Бернт был всегда просто Бернтом, одновременно и дядей, и двоюродным братом.

Мама и дядя. Они угадывают настроение друг друга, заканчивают друг за друга фразы. Брат и сестра. А ведь они с Луизой совершенно разные. Их разделила война. Так говорит ома: их разделила война, но они все равно нашли друг друга. Это ее обычный тост, когда она пьет за детей. За детей, которые сделали ее такой счастливой.

– Но война была всего шесть лет.

Так сказал Миха оме в следующее воскресенье, сидя в ее высоком птичьем гнезде.

– Не четырнадцать.

Они стояли на балконе. Там она могла вдыхать разлитый в воздухе запах августовских листьев.

– Опа вернулся под Новый 1954 год. Он ведь состоял в Waffen SS.

Она сказала так, будто Михаэль всегда это знал.

– Он ушел в сорок первом, попал к русским, и я тринадцать лет его не видела.

SS. Никто ему об этом никогда не рассказывал. Он стоял подле омы на солнышке и смотрел вниз на зеленый с золотом парк. Почему русские так долго держали опа в плену?

Ему раньше и в голову не приходило спросить.

* * *

Спустя неделю после дня рождения Сема Михаэль снова идет в библиотеку. Выходит из школы после полудня и направляется в центр. В университетском дворе пусто, тротуары чисто выметены. Уже стемнело, воздух сухой, холодный и пахнет снегом.