Тем, кто не любит - [11]

– А-а! – облегченно вздохнул Лев Андреевич, который не любил присутствия в лаборатории незнакомых людей. Он все время ожидал какого-либо подвоха. Не отличающийся особо перспективным в научном направлении умом, Лев Андреевич одинаково дорожил своим местом и собственным спокойствием. – Тогда вам надо к Наталье Васильевне! – И он как раз указал рукой на ту, с кем Женя вначале так небрежно и грубо обошелся. – Это она у нас самый перспективный сотрудник! – Не забывая выпячивать работы Натальи Васильевны по всяким пустякам вроде заседания какого-нибудь студенческого общества, Лев Андреевич упорно замалчивал полученные ею результаты на всех сколько-нибудь важных медицинских форумах.

Женя Савенко, увидев, кому ему предстоит задавать вопросы, зарделся от смущения. Наталья Васильевна отсмеялась и больше об инциденте не вспоминала. А потом Женя и сам пришел заниматься наукой в их лабораторию. С тех пор прошло уже несколько лет, а Женино прозвище, Кружков, так и прикрепилось к нему намертво.

Наташин доклад на нынешней конференции, как и в большинстве случаев, вначале вызвал в зале полную тишину, а потом оживление. После доклада задавали вопросы и президиум забросали записками с просьбами предоставить возможность выступить в прениях.

«Хорошо выступила», – подумала Наташа, но внутреннего удовлетворения на этот раз не ощутила. Этот доклад для нее самой уже не содержал ничего нового; был повторением того, что в прошлом году она уже отработала на публике в Москве и три месяца назад на международном симпозиуме в Балтиморе. Тем не менее все вопросы она выслушала внимательно: довольно часто в вопросе содержится мысль, которая потом в результате обсуждения оформляется в идею. После прений по ее докладу был объявлен перерыв. Наташа спустилась с трибуны в зал, где ее поджидал Нирыбанимясо.

– Все-таки преподавание в вузе имеет большое влияние на манеру говорить, – с улыбкой сказал он, пожимая ей руку. – Я всегда восхищаюсь четкостью вашего изложения – просто хочется записать конспект, как на лекции.

Наташа улыбнулась ему благодарно.

– Хотите пойти прогуляться после обеда?

– Не гуляка уж я теперь стал, деточка! – добродушно засмеялся ей в ответ Нирыбанимясо. – Слава богу, скоро стукнет семьдесят восемь. Мне бы подали машину к подъезду и в гостиницу отвезли полежать! А тут еще надо на второй части сидеть. А уж завтрашний банкет и вовсе для меня непосильное испытание. Но придется все-таки идти – хочется потусоваться рядом с молодежью, понять, о чем они рассуждают, о чем думают. Хотя, честно вам скажу, в мое время молодежь была, мне кажется, умнее.

Наталья Васильевна засмеялась:

– Подумать только! И мне тоже начинает казаться, что и мои сверстники были умнее, чем нынешние. Неужели так подступает война отцов и детей?

– Так подступает старость, к сожалению, – ухмыльнулся заместитель. – И хотя к вам ни в коей мере это замечание не относится, тем не менее ваш слегка усталый вид мудрой Минервы должен насторожить, по крайней мере, вашего мужа.

Наташа опустила глаза. Да, мужа, конечно, насторожит. Ей вспомнился вчерашний женский голос из телефонной трубки. «Он в ванной!» Интересно, Наталья зло усмехнулась, до того он был в ванной или уже после? Когда только успел… Она ведь уехала без предупреждения. Значит, позвонил старой приятельнице. Не с улицы же притащил домой проститутку?

– Тогда пойдемте обедать.

Наталья Васильевна взяла под руку старика и отправилась с ним вниз. В столовую, которую на время конференции превратили в ресторан. И ее совершенно не раздражало, что от старости у него уже тряслись руки и из-за этого он обсыпал хлебными крошками весь пиджак, а жевал долго, странно шевеля во рту неповоротливым языком.

Наверное, у него плохой зубной протез. И заботится о нем некому – жена умерла. Щемящая жалость к Нирыбанимясо затопила ей сердце. «С кем же он, бедный, живет? Кто ему готовит еду? Хорошо, если он управляется дома сам. Какое счастье, что мои родители пока вместе…»

Тут перерыв окончился, и они неторопливо вернулись в зал.

4

Хорошо было мчать по шоссе! Ни о чем не думать, только следить за дорогой и наблюдать, как уплывают назад извилистые речушки и зеленые рощи, покрывающие холмы. Как мрачноватые ельники близко подступают к дороге, как серая змея асфальта внезапно вырывается из их плена, и взгляду открываются просторы, поля, деревни… как колокольни церквей то прячутся, то возникают за купами деревьев в туманном воздухе.

Славик Серов с детства мечтал о машине. Автомобиль ему с давних пор представлялся не транспортным средством и уж вовсе не престижной собственностью, а металлической скорлупой – островком свободы, заменяющим собственную квартиру. Этакий домик на колесах, в котором можно быть независимым и передвигаться в пространстве, считаясь только с правилами уличного движения.

Славик Серов не любил считаться с условностями и, еще учась в школе, не боялся высказывать мысли, идущие вразрез с общепринятым мнением. Он с уважением относился к тому, что считал проявлением собственной свободы, но, что еще более ценно, не забывал, что его свобода заканчивается там, где начинается свобода кого-то другого. Иногда ему приходилось отстаивать свою точку зрения кулаками. Драк он не любил, но и не боялся. Он был жилист, длинноног и прыгуч и законно лидерствовал на всех волейбольных площадках их района.