Телониус Белк - [41]
А была ли она вообще? Не могу отделаться от ощущения старческой забывчивости. Склероз? Альцгеймер? Я сумасшедший? Теперь это мне даже кажется смешным — рыжая финская белка размером с подростковый мопед, да ещё и по-русски говорит без акцента. Бывает такое в Финляндии? Нет. Привиделось? Может быть.
Впрочем, нет, вряд ли…
Спокойно! Давай ещё раз. Что было до того как приехали родители, точнее Ботинок и ладно, чёрт с ней, прибавим сюда ещё эту подозрительную Мопсю из психиатрички?
Я провёл в Тууликаалио месяцев шесть. Съел не меньше десяти забитых доверху тележек из окрестного супермаркета. И в голове всё это время струился какой-то туман — вначале осенний, тоскливый, а потом зимний, переходящий в буран и отвратительное утреннее настроение.
Всё это время я играл здесь на пианино и, за каким-то чёртом не сгибал пальцы. Пианино мне нужно для того, чтобы из букв собирались слова, а из нот — песня. Это редкое нарушение психики — отсутствие навыка следить за обычной гармонией. Некоторые так и не могут научиться читать — буквы видят, а предложения нет. С этим всё ясно. Но, зачем, спрашивается, я пальцы-то не сгибал? Какой-то детский трюк, да? Кто на трещину наступит, тот родную мать погубит. Так что ли? Зачем усложнять процесс? Может быть, чтобы просто побаловаться?
Спокойно! Начнём всё сначала, не торопясь.
Только что здесь сидел Телониус Белк и торопливо заканчивал завтрак. Он был похож на мою мать. И также, как моя мать, ушёл не прощаясь сквозь зеркало.
Кто он такой, этот Телониус Белк.?
Телониус Белк — это моя ручная финская белка. Точнее друг.
Белка? Ручная? Какая глупость. Было ли такое вообще?
Может и не было. Да и теперь его нет. Но на столе осталась записка. «Пожалуйста, не трогайте запасы морошкового кофе!»
Я аккуратно складываю эту бумажку пополам и иду заваривать самый обычный, неморошковый чёрный чай для некстати приехавшего Ботинка…
…Снежок расплющивается о стекло, а я жалею, что так и не сделал себе из лишней простыни хоть какие-то занавески.
Белк недоумённо смотрит на этот снежок. Где же лесные мышки?
Я распахиваю окно настежь и вижу картину, которую словно голландский средневековый художник нарисовал. Перед моим окном швыряет снежки и дразнится девичий цветник. А впереди всех — девчонка из нашей парадной. Шуба её распахнута. Под шубой — платье в мелкий горох и мелкие небрежные, небесного цвета татуировки. На заднем плане старухи играют в финский бейсбол. Говорят, это такая штука — похлеще бейсбола американского. Снежок плюхается мне в лоб, и когда я наклоняюсь чтобы выбить его обратно, тут же попадает другой — прямо за шиворот. Девчонки хохочут.
Я забываю, что костюм принцессы всё ещё на мне. А они, не сговариваясь, заводят какую-то песню. Белк выбивает хвостом азбуку морзе. Прямо по подоконнику. Раз-два-три-четыре. Раз-два-три-четыре-долгая пауза… РАЗ.
Этот последний, не подразумеваемый никакими гармониями «РАЗ» действует на меня не хуже снежка попавшего за шиворот. Белк — молодец. Мастер непредсказуемой паузы.
Я перелезаю через окно и сижу себе болтая ногами. Начинаю потихоньку со всеми смеяться. Потом мне приходит в голову мысль, что Джек Дэниелс бы тут не помешал. Так и есть. Показываю Джек Дэниелс. Девушки делают рот буквой «О», кричат и воодушевлённо хихикают. Наконец, Шуба кричит «Ооо» мне в лицо. Не успев сообразить, что делаю, а принимаю из рук Белка снежок и со всего размаха забиваю ей её «Ооо» прямо в глотку. Она падает и после небольшого молчания со смехом убегает.
Глава вторая
За чаем, я то и дело мну в руках записку про морошковый кофе
— Так вот, — объясняет Ботинок, разделяя слова на слоги, так, чтобы понимал его только я, — Инструмент у тебя может и так себе. Но отрегулирован он на ура. А старый, неотрегулированный — тебе, пожалуй, не нужен.
Киваю. Со стороны, может казаться, что до меня не дошло, и я киваю на всякий случай. Но это не так. По крайней мере, я твёрдо знаю одно. Инструменты Козла должны остаться в прошлом.
— Осталось купить мундштук. — добавляет Ботинок — Можем сделать это прямо в Хельсинки завтра. Только придётся тебе выбирать самому. В тростевых я, как свинья в апельсинах. Догадываюсь, что он тебе нужен как палочка, а понять не могу. Сам все посмотрешь и выберешь.
Мне тут же представляются миллионы саксофонных мундштуков, вставших передо мной как полки черной эбонитовой армии. Без погон и без прочих знаков отличия. Делаю попытку найти среди них самого главного генерала и тут же проваливаюсь в чёрную, эбонитовую пустоту. А потом вдруг взлетаю и забываю обо всём. Больше всего на свете я боюсь ощущения полёта, выбивающего тебя из колеи перед возможностью сделать правильный выбор. Как только появляется намёк на чувство, что, дескать, не можешь выбрать что-то одно, сразу же принимаешься летать туда-сюда как бумажка на ветру. И летаешь до тех пор, пока не провалишься в обморок.
— Не мочи ложечку. Она для сахара, — походя, замечает Мопся
Но я продолжаю мочить ложечку и окунать её в сахарный песок до тех пор, пока на ней не вырастет липкий сугроб.
Привести в чувство может только ровный, ничем не нарушаемый ритм. Обычно я обращаю внимание на часы, на то, как ровно они в таких случаях тикают. Вдобавок, в кармане всегда лежит спасительный метроном, и в такие моменты я немедленно начинаю им тикать и такать. Иногда тот, кто идет со мной рядом или хуже того, общается недоумаевает, по какому поводу в моём кармане начинает пиликать электронный метроном.
В повести «Ана Ананас» показан Гамбург, каким я его запомнил лучше всего. Я увидел Репербан задолго до того, как там появились кофейни и бургер-кинги. Девочка, которую зовут Ана Ананас, существует на самом деле. Сейчас ей должно быть около тридцати, она работает в службе для бездомных. Она часто жалуется, что мифы старого Гамбурга портятся, как открытая банка селёдки. Хотя нынешний Репербан мало чем отличается от старого. Дети по-прежнему продают «хашиш», а Бармалеи курят табак со смородиной.
Logline Однажды Виталик знакомится с девушкой, — у вырытой могилы, прямо в момент похорон, и данная кадриль раскручивает цепочку абсурдно-комедийных ситуаций, где лейтмотивом выступает ревность, и кто именно ревнует — вопрос открытый до финала…Жанр: мистическая трагикомедия, чёрный фарс.
Она прыгнула с Братеевского моста на глазах у детей, – пишет Александра в своём сетевом дневнике. Странный человек преследует её. Может, он замешан в подстрекательстве к самоубийству женщины? Так или иначе, ей страшно… Потому что тот, кто охотится за ней – настоящий психопат, и она никому не может об этом сказать. Рано или поздно он поймает её. Теперь она станет его очередной жертвой? Что может противопоставить 17-летняя студентка явно опасному маньяку?
Яков Брюс – знаковая историческая личность для нашего государства открывается с новой фантастической стороны. Однажды, потеряв все, что было ему дорого, он берет себе новое имя Мастер и бросается с головой в фантастическое противостояние с инопланетными силами, надеясь восполнить таким образом брешь в своей душе.
Санкт-Петербург конца XXI века. Коррумпированные власти, трущобы в границах города, митинги инопланетян за равноправие, местные новости страшат людей серийными убийствами. Проснувшись с жутким похмельем, частная сыщица Александра Зайцева берётся за новое дело, полученное от успешного бизнесмена. Он попросил найти его бывшую жену и дочь, что бесследно исчезли несколько дней назад. Вполне обычная семейная драма, но ведь и времена нынче неспокойные. Вдобавок работа девушки осложняется её крайне тяжелым физическим и психическим состоянием.
Вирус, постепенно приводящей к полной деградации головной мозг человека, повсеместно охватил все уголки планеты, при этом оказывая обратный эффект на подавляющее число млекопитающих. Понимание этого факта вынудил человечество истребить зачатки конкурентного мышления во имя собственного значения. В этом, охваченном жестокостью мире, где за долгое время люди успели потерять остатки здравомыслия и выживали лишь за счет густонаселенности городов, и начнется история главного героя…
Он следовал за ней, потому что хотел обладать. Она поверила ему, потому что хотела острых ощущений. Есть поговорка, что любопытство может убить… но Валериэн Кимбл начинает понимать, что его удовлетворение может стать еще хуже. Четырнадцатилетняя Валериэн живет в эпоху, когда мерзавцы и плохие парни изображаются как романтический идеал, а герои устарели и скучны. Поэтому, когда Гэвин Мекоцци, гениальный, но странный парень-одиночка из ее школы, начинает проявлять к ней интерес после случайной встречи в зоомагазине, Вэл заинтригована.