Тело Милосовича - [33]

Рядом с Филатовым, ближе к проходу, сидел Андрей Колесник из газеты «Коммерческий вестник». В иллюминатор Филатов видел, как отъехал трап. Пилоты включили двигатели, стюардессы попросили всех пристегнуть ремни. Филатов застегнул свой, оставив пряжку болтаться с изрядным запасом. Лень было укорачивать ремень. Кроме того, он полагал, что если произойдет что-нибудь серьезное, то такая мелочь, как правильно подогнанная длина ремня, никого не спасет.

Время шло, двигатели прогревались в разных режимах, менялась тональность их работы, а ничего не происходило, самолет не трогался с места. Затем вдруг все стихло — пилоты просто выключили двигатели.

Все с недоумевающим видом переглянулись.

— Уважаемые пассажиры, — поспешила объявить стюардесса. — Просьба соблюдать спокойствие и всем оставаться на местах. Вылет рейса ненадолго задерживается по техническим причинам.

— На сколько это «ненадолго»? — послышались недовольные возгласы. — И что за технические причины?

— Минут на двадцать, — ответила стюардесса, проигнорировав вторую часть вопроса.

— Что еще за новости? — произнес Колесник. — Со мной в первый раз такое.

— Бывает, — сказал Филатов и опять стал смотреть в иллюминатор.

На поле, откуда ни возьмись, ветром пригнало густой весенний туман. Такой образуется от тающего снега, луж и висящей в воздухе водяной пыли. Филатов испугался, что еще, того и гляди, рейс задержат надолго. Кукуй потом в этом Белграде, ожидая летной погоды. Конечно, им предоставят аэропортовскую гостиницу, но это коренным образом ситуацию не улучшит. Состояние длительного ожидания и постоянно откладывающегося вылета способно испортить да же пребывание в пятизвездочном отеле, а не то что в аэропортовской ночлежке.

Из тумана вынырнул погрузчик, тащивший за собой несколько тележек с багажом. За рулем подпрыгивал на сиденье одетый в толстую куртку водитель, на передней тележке сидел небритый и явно похмельный грузчик. На остальных тележках лежали набросанные внавал чемоданы. Филатов подумал, что это не может быть их багаж, потому что иначе пилоты не стали бы запускать двигатели, а спокойно подождали погрузку. Значит, багаж спешил к другим самолетам.

То, что он увидел на последней тележке, заставило его забыть обо всем. Чемоданов там не было. На тележке находился один-единственный предмет, старательно упакованный в оберточную бумагу, как и его икона. Это был… гроб. Целиком на тележку он не поместился, и поэтому его поставили под наклоном и по диагонали, узким концом вверх и вперед. С широкого конца бумага в одном месте сильно прорвалась, и из-под нее выглядывала полированная крышка. Филатова поразило то, что она была в точности такого же цвета, как и гроб, в котором хоронили Слободана. И детали деревянной отделки по бокам были такими же.

Он протер глаза и еще раз посмотрел в иллюминатор, но успел заметить только заднее колесо последней тележки, скрывшееся под фюзеляжем их самолета.

Он освободился от пристяжного ремня и, не обращая внимания на недоуменные взгляды пассажиров, кинулся к противоположному иллюминатору. Но там ничего не было, только густые клочья тумана и серые аэродромные плиты с пробивающейся между ними жухлой прошлогодней травой. Тележки могли проехать у них под брюхом и направиться дальше в сторону, противоположную от их хвоста. В таком случае их уже не увидеть.

Филатов вернулся на место.

— Что там было? — спросил Колесник.

— Так, показалось, — уклонился он от ответа.

«Что это был за гроб? — размышлял он. — Может, он вообще пустой? Здесь гробы дешевле, а где-то — дороже. Вот и везут отсюда — туда, чтобы сэкономить. Это не запрещено. Точно, он был пустой. Больно уж небрежно его расположили. Да и гроб с покойником внутри не стали бы упаковывать в оберточную бумагу, кощунственно это как-то».

Ему стало интересно, есть ли в багажном отделении самолета какое-то специальное место для перевозки гробов, или же их везут вместе с сумками и чемоданами других пассажиров? Если вместе, то соседство хорошее, нечего сказать. Получаешь чемодан и не знаешь, что тот всю дорогу терся о гроб с чужим покойником.

Ему вспомнился читанный еще в школьные годы рассказ Ивана Бунина «Господин из Сан-Франциско». Там администрации дорогого отеля очень не понравилось, что у них скончался постоялец, и гроб с его телом велели вынести ранним утром тайком, прикидав какими-то тряпками, чтобы остальные постояльцы об этом не узнали и не разъехались.

Припомнил он и то, что писатель Антон Чехов скончался в Ницце, а в Россию его тело привезли в железнодорожном вагоне для устриц. Кто-то из деятелей культуры тогда сказал: «Этого вагона для устриц я им не прощу никогда». Филатов так и не понял, кому это «им»? И в чем же того было везти, если дорога дальняя, а такой вагон был в то время, может быть, единственным доступным холодильником?

«Надо же, — удивился он, — как эти похороны забили мне голову, что теперь повсюду чудится гроб Слободана. Не его это был гроб. А может, и не гроб вовсе, а какой-нибудь антикварный шкафчик. Вон скульптор Шемякин, говорят, самолетом даже мебель свою перевозил из Парижа в Нью-Йорк, хоть это и страшно дорого».