Тело Милосовича - [15]

— А от чего все-таки он умер? — спросил Филатов. Зампред поднял голову:

— Официально — от сердечного приступа.

— А неофициально?

— Кто же его знает? Он в последнее время плохо выглядел.

Филатов кивнул. Он тоже отмечал, как сдал Слободан в трибунале.

— Вы с ним часто разговаривали? — спросил Филатов.

— Очень редко. Они даже в звонках его ограничивали.

— Он жаловался на здоровье?

— Мне — никогда. Мы говорили только о партийных делах.

Филатова вдруг осенило.

— Послушайте! — предложил он. — А ведь мы можем установить точную причину смерти Слободана.

Зампред уставился на него немного диковатым взглядом.

— Мы? — переспросил он. — И каким же образом?

— Ну, пусть вы, — поправил себя Филатов. — Это не имеет значения. Можно провести повторное вскрытие. Ведь похороны только завтра в двенадцать. У нас впереди целая ночь. А квалифицированный патологоанатом делает вскрытие за один час или даже быстрее.

Зампред от неожиданности поперхнулся дымом и закашлялся.

— Нет, это исключено. — Он отрицательно затряс головой.

Филатову показалось, что в его реакции содержится больше эмоций, чем подобало бы исходя из ситуации.

— Но почему? — удивился он. — В прессе были сообщения, что сербские врачи проведут повторное вскрытие. Разве вы не хотите знать правду?

— Семья не позволяет проводить вскрытие.

— Семья? — удивился Филатов. — Семья в России, а тело в Сербии. А вы — партия, которую он возглавлял, и вы тоже имеете право голоса в этом вопросе.

— Нет-нет! — опять горячо и испуганно запротестовал его собеседник. — Надо уважать волю семьи! Мы не можем ее нарушить.

— Да при чем здесь воля семьи?! — почти вспылил Филатов. — Когда причина смерти вызывает подозрения, воля семьи в расчет не принимается, и вскрытие производится в обязательном порядке. Ну! Чего вы боитесь?

Некоторое время зампред не знал, что ответить, и собирался с мыслями.

— У кого вызывает сомнения? — нашелся он наконец.

— У меня, у вас, у любого человека с непромытыми пропагандой мозгами, — терпеливо, словно малому ребенку, стал разъяснять ему Филатов.

— У меня — не вызывает, — заявил зампред.

Филатов уставился на него во все глаза. Ведь тот же сам сейчас говорил ему прямо противоположное!

— И это говорите вы? — произнес он, пораженный его словами. — Его заместитель по партии?

— Да, — ответил тот. — Для меня достаточно мнения Лио Бакерии.

— Какого мнения? — Разговор шел уже почти на повышенных тонах. — Он же ничего не видел! Ему просто показали кино! Я говорил с ним по телефону. Вы что, верите всему, что увидите в кино? В Кинг-Конга, например?

— Это было не кино, — почти убежденно ответил зампред, но при этом отвел взгляд в сторону, — а запротоколированная видеозапись. Почему я должен ей не доверять?

Филатов некоторое время не находил, что на это возразить. Он и представить не мог, что при подобных обстоятельствах смерти человека, не последнего человека в этом мире, между прочим, его близкие и соратники будут так упорно отказываться от проведения повторного вскрытия. От пустяковой в общем-то процедуры. И главное — никто же не мешает! В чем дело? У Филатова это не укладывалось в голове.

Он решил сделать последнюю попытку:

— А что, если на самом деле он умер не от сердечного приступа?

— А от чего еще?

— Ну, допустим, его отравили? Вы что же, так это и оставите, простите им?

— Зачем бы им было его травить? — спросил зампред, глядя поверх головы Филатова с таким видом, словно бы он сам не стоял тут рядом, а уже мчался в удаляющемся автомобиле и его мало интересовало то, что осталось позади.

— Как зачем? Ведь им не удалось ничего доказать. Милосовича надо было выпускать, а это был бы скандал. Это доказывало бы, пусть и косвенно, что вся затеянная против Югославии кампания была лживой, а война — неправедной. Им легче было его отравить, чем выпустить.

На самом деле Филатов вовсе не был так уж уверен, что Милосовича отравили. Просто хотелось убедить зампреда провести повторное вскрытие. Но тот упорствовал.

— Отравили — не отравили, — уныло сказал он, — какая теперь разница? Он умер, и его не вернуть. Ничего из того, что было раньше, не вернуть. От Югославии осталась одна Сербия. Видимо, таково веление времени. Нужно с этим смириться и ждать светлой полосы для нашего народа.

«Да он прямо фаталист какой-то, — подумал Филатов. — Ему бы мистику преподавать в школе для астрологов, а не Социалистической партией руководить».

Опять появился помощник зампреда. Тот извинился и отошел от Филатова. Оба начали о чем-то совещаться. Угловым зрением Филатов видел, как помощник несколько раз посмотрел в его сторону. Чуть более пристально, чем было надо, словно запоминая получше, как Филатов выглядит. Хотя что тут было запоминать? Филатов был личностью известной, и от его фотографий прямо-таки ломился Интернет. Не составляло труда найти и распечатать любую.

Остаток ужина Филатов высидел с трудом. Его деятельная натура требовала что-нибудь предпринять. Но что? Он прокручивал в уме всевозможные варианты, прикидывая, что он мог бы сделать прямо сейчас. Найти других боссов соцпартии и уговорить их провести повторное вскрытие? Или поискать дочь Слободана Марию с той же целью? Нет, это вряд ли. Он знал, что Мария живет где-то в Черногории. Пока он ее разыщет, пока она доберется до Белграда, уже и утро наступит. А ведь еще надо найти патологоанатома. Да и препирательство с соцпартией займет какое-то время. Если, конечно, тут рулит только она, а не еще какие-то силы. Нет, этот вариант не годится.