Телевидение. Закадровые нескладушки - [22]
В понедельник – летучка. Председатель начал летучку с этих самых «15 минут…». Свой первый вопрос он задал главному режиссеру Юрию Филипповичу Сацуку: «Вы видели это?» – «Видел», – ответил главный режиссер. «Ну и что вы можете сказать по этому поводу?» – «Если бы меня попросили определить жанр этого произведения, – ответил Юрий Филиппович, – я бы определил его как музыкальный антракт в сумасшедшем доме». – «Ну ладно, – сказал наш председатель. В отличие от моих московских начальников, он был более либерален и обладал все-таки кое-каким чувством юмора. – Впредь давайте вести эфир без «музыкальных антрактов». Но жизнь тем и хороша, что всегда вносит свои коррективы даже в самые благие решения. Посыпались возмущенные письма от студентов и прочих молодых телезрителей. И когда их набралось несколько мешков, руководство сменило гнев на милость и разрешило эти «15 минут джаза» выдавать в эфир ранним воскресным утром вместо зарядки.
Магическое русское слово
Дело было в Алма-Ате в начале 70-х прошлого столетия. В молодежной редакции Казахского телевидения собралась удивительная команда молодых ленинградцев и москвичей, не нашедших себе места на центральных каналах. Этакие молодые голодные, зубастые волки. Эфир рвали в клочья. Из общей атмосферы выпадал только режиссер Олег Сокольщук. Типичный ленинградский интеллигент, образованный человек высочайшей культуры. Но вот эфиры с места событий что-то у него не клеились. И я решил поехать на одно из событий вместе с ним, посмотреть, где там та самая собака зарыта. Быстро привели ПТС (передвижную телевизионную станцию) в рабочее состояние, «раскидали» телекамеры. Начинается событие. Пошел эфир. Олег в микрофон командует: «Оператор 2-й камеры, не будете ли вы столь любезны взять план уважаемого партийного работника, который находится справа от вас. Оператор 2-й камеры, вы меня…» Пока Олег произносил свою команду, пока оператор ее переваривал, событие переместилось дальше. Я говорю: «Олег, ну кто так делает? Дай микрофон. Оператор 2-й, камеру влево, расквадрат твою гипотенузу! Стоп! Так держать!» Оператор сработал мгновенно и вышел точно на нужную позицию. Я говорю Олегу: «В пылу события даже до самого высокоинтеллектуального оператора вежливые, рафинированные тирады не доходят, а магическое русское слово действует мгновенно и точно».
А где же мастера искусств?
Моя первая трансляция концерта мастеров искусств для передовиков производства города Алма-Аты. Август 1971 года. За полчаса до эфира внимательно прочитываю программу. Затем прошу операторов показать мне зрительный зал. Быстро определяю эфирную партитуру. Первым номером идет романс «Средь шумного бала». Обращаю внимание одного оператора на девушку в партере, чем-то неуловимо напоминающую «Незнакомку» Крамского. Указываю второму оператору на юношу романтической наружности в другом конце зала. Слегка небрит и прическа в легком небрежном беспорядке. Выходит певица в платье, в золотых блестках. Предлагаю третьему оператору «размыть» платье. И дальше показываю весь романс как диалог юноши и девушки в этом размытом золотом мареве. Вот в таком стиле прошла вся трансляция. На следующий день – летучка. Председатель Госкомитета по телевидению и радиовещанию Казахской ССР Кенес Усебаев в полном недоумении: «Я понимаю желание молодого режиссера показать, как наши заслуженные передовики производства воспринимают высокие образцы музыкальной культуры. Но где же мастера искусств?..»
«Ну, заяц, погоди!..»
Году где-то в 1974-м или в 1975-м, не помню точно, Казахстан был награжден орденом Ленина за успехи в труде и в строительстве социализма. Ждали приезда Брежнева на торжественное вручение ордена. Всех трясло снизу доверху. Сначала нас настраивали на парткомовском уровне, затем – на райкомовском, потом – на горкомовском и так далее. «Ох, не к добру это, ребята, – говорил совсем потерявший оптимизм главный инженер, – чует мое сердце, что все это кончится «п… риветом из Ганы». Как в воду глядел. В момент долгой и эмоциональной речи генсека, когда он никак не мог справиться со словом «социсисиский», как ни старался, а все получалось «сиськи-масиськи», вдруг произошла перекоммутация каналов и, как джинн из бутылки, выскочил Волк из известного мультика и завопил что есть мочи: «Ну, Заяц, погоди!» Хорошо, все были начеку. Все-таки настройка на разных уровнях не прошла даром. Волка потом вырезали из речи генсека как чуждый элемент, но «Привет из Ганы» состоялся со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Уроки профессионализма
Урок первый
Однажды во время практики в информационной программе «Эстафета новостей» я стал свидетелем того, как Рейн Карэмяэ брал интервью у Юрия Гагарина. Мы были фанатами этого телерепортера. Его стиль работы резко выделялся из общей палитры. Он, как все эстонцы, был немногословен. Больше слушал, чем говорил, но тем не менее каждое его слово попадало в цель, человек раскрывался перед ним во всей полноте. И вот Юрий Гагарин. Рейн задает ему вопрос, Гагарин тут же отвечает как будто бы цитатой из передовицы газеты «Правда». Он ему еще вопрос, и получает аналогичный ответ. Рейн от напряжения весь взмок. Капли пота выступили на лице. Так он с Гагариным бился минут тридцать. Результат нулевой. Вышел он из студии убитый. Я таким его еще не видел. Это было первое поражение его в эфире. Товарищи, коллеги стали его утешать. Кто-то из журналистов сказал ему: «Рейн, да не огорчайся ты так. Ты что, не видишь, Гагарин уже живой памятник. Он себе уже не принадлежит. Представь, какой груз ответственности за каждое слово на его плечах. Здесь нет твоей вины». На что Рейн ответил: «Нет, я во всем виноват.
«Константин Михайлов в поддевке, с бесчисленным множеством складок кругом талии, мял в руках свой картуз, стоя у порога комнаты. – Так пойдемте, что ли?.. – предложил он. – С четверть часа уж, наверное, прошло, пока я назад ворочался… Лев Николаевич не долго обедает. Я накинул пальто, и мы вышли из хаты. Волнение невольно охватило меня, когда пошли мы, спускаясь с пригорка к пруду, чтобы, миновав его, снова подняться к усадьбе знаменитого писателя…».
Впервые в истории литературы женщина-поэт и прозаик посвятила книгу мужчине-поэту. Светлана Ермолаева писала ее с 1980 года, со дня кончины Владимира Высоцкого и по сей день, 37 лет ежегодной памяти не только по датам рождения и кончины, но в любой день или ночь. Больше половины жизни она посвятила любимому человеку, ее стихи — реквием скорбной памяти, высокой до небес. Ведь Он — Высоцкий, от слова Высоко, и сей час живет в ее сердце. Сны, где Владимир живой и любящий — нескончаемая поэма мистической любви.
Роман о жизни и борьбе Фридриха Энгельса, одного из основоположников марксизма, соратника и друга Карла Маркса. Электронное издание без иллюстраций.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Жизнь моя, очень подвижная и разнообразная, как благодаря случайностям, так и вследствие врожденного желания постоянно видеть все новое и новое, протекла среди таких различных обстановок и такого множества разнообразных людей, что отрывки из моих воспоминаний могут заинтересовать читателя…».
Творчество Исаака Бабеля притягивает пристальное внимание не одного поколения специалистов. Лаконичные фразы произведений, за которыми стоят часы, а порой и дни титанической работы автора, их эмоциональность и драматизм до сих пор тревожат сердца и умы читателей. В своей уникальной работе исследователь Давид Розенсон рассматривает феномен личности Бабеля и его альтер-эго Лютова. Где заканчивается бабелевский дневник двадцатых годов и начинаются рассказы его персонажа Кирилла Лютова? Автобиографично ли творчество писателя? Как проявляется в его мировоззрении и работах еврейская тема, ее образность и символика? Кроме того, впервые на русском языке здесь представлен и проанализирован материал по следующим темам: как воспринимали Бабеля его современники в Палестине; что писала о нем в 20-х—30-х годах XX века ивритоязычная пресса; какое влияние оказал Исаак Бабель на современную израильскую литературу.