Телепупс - [18]

— И что ты делаешь?

— Общаюсь с прокуратурой.

— Нет, это я с ней…

— Я тоже. Сейчас сам увидишь, — пообещал Директор, и я почти сразу получил картинку маски-шоу в кабинетах нашего офиса. Пятнистые люди с круглыми прорезями для губ и глаз вместо лица тыкали дулами короткоствольных автоматов в затылки лежащей охраны. Из двери с надписью «ШУРА» выносили коробки, а рядом стояли наши юристы и размахивали какими-то бумажками. Их лениво сдерживал один единственный и уже знакомый мне прокурор с инициалами из трех «К». — У них был ордер подписанный генеральным. Изъяли всю Шуркину документацию. Даже ячейку в банке вскрыли.

— И мебель будут выносить? — спросил я, небезосновательно ожидая повторения ситуации с паркетом и подвесными потолками в квартире нашего покалеченного продюсера.

— Ты все шутишь.

— Да какие тут. — В кадр влезла камера МВДешного канала «Стража». На заднем фоне щелкали вспышки одинаковых японо-китайских туристов. Экскурсовод нервно махал красным флажком, но на него не обращали внимания. — У Шуры из квартиры уже.

— Серьезно?

— По-моему, серьезней некуда.

— Черт, а я в своей квартире недавно обстановку поменял.

— Ты главное не волнуйся.

— Кто бы говорил.

Я представлял себя в эпицентре страшного торнадо, остановить которое было моим истинным предназначением. Я гордо реял буревестником, а окружающие меня гагары занимались собственными делами. По улице туда-сюда шелестели машины, сновали пешеходы, на рекламных экранах по-прежнему что-то рекламировали, по телеку по-прежнему что-то показывали. Торнадо никак не хотело начинаться, а воля народа проявиться. Моя пингвинья тушка глупо пряталась во дворе старого петербургского дома обильно украшенного лепниной.

Настоящий кошмар. Хичкок в России.

Лучше бы я продолжал бы трудиться в сфере общественного питания. А еще лучше, вернулся бы в родные пенаты и устроился каким-нибудь… Ну, я не знаю. Литературным критиком или учителем русской словесности. Тогда бы уж точно не пришлось заниматься такой дребеденью как выборы, реклама, бесконечная текила, рулетка и бабы. Так и представляю. Прихожу вечером домой уставший и счастливый, падаю на диван и до утра размышляю о своей бессмертной душе. Почему о ней? Так ведь невозможно размышлять ни о чем другом на голодный желудок и без секса.

Никаких приколов. Фарш фрейдизма с марксизмом.

Да. Я не meddle. Я не принадлежу к petit bourgeois. Я просто на них работаю.

Вот только одного понять не могу — почему же мне, черт подери, по-прежнему хреново?!

Некоторые думают, что от подобных мыслей спасает алкоголь. Фигня. Ничего от таких мыслей не спасает. Выпивка только ухудшает состояние, превращая тебя в беспомощную рохлю, которая поминутно готова разрыдаться, лишь бы нашлась подходящая жилетка. Так что, если пить, то непременно в одиночестве.

Не надо никаких друзей детства, юности или коллег. Друзей «по жизни» тем более. Большинство из них только и ждет, чтобы наслушаться твоих эксклюзивных стонов о том, что все вокруг «сволочи» и лишь они «старые, верные» опора в нелегкой жизни нормального человека. На самом деле ты так не думаешь, и твоя неискренность лишь ухудшает и без того паршивое настроение, которое тянет дружную компанию все глубже на дно бутылки.

А еще всем окружающим ясно как Божий день, что очень трудно претендовать на нормальность, если ты дошел до такого состояния, что поминутно бросаешься в объятья хоть кого-нибудь с криком «Спасите!». У тебя либо что-то с психикой, либо ты алкоголик. Часто и то и другое сразу. Рано или поздно окружающие это просекают и начинают от тебя брезгливо отворачиваться. Слабаки никому не нравятся кроме таких же потенциальных слабаков. Их терпят. В свою очередь, безвольные выпивохи жаждут понимания и ради этого сомнительного ощущения терпят всеобщую брезгливость.

Чтобы не напрягаться самому и не напрягать других, лучше всего запереться одному в доме (номере гостиницы, бане, на даче и т. д.) взять бутылку (лучше две) и минимум закуски. Медленно, сидя в кресле, рядом с которым все это хозяйство разложено и расставлено на кофейный столик, тихо и мирно набираться. Для разнообразия можно включить музыку или телевизор и пить за каждый удачный по твоему мнению куплет или за оригинальный рекламный ролик счастья расфасованного в пачки с прокладками или налитого в баночку йогурта.

Жалко, но такие возможности похожи на уссурийских тигров — их популяция сокращается, а сами они на грани вымирания. На работе за тобой охотятся бдительные коллеги, а дома родственники. Пичкают советами вперемешку с таблетками и дружно советуют вспомнить, что жизнь не кончилась, а следующий день рабочий.

«Я подумаю об этом завтра», — говорила Скарлет О`Хара.

Замените слово «думать» на слово «выпью» или «напьюсь» и через полгода вы превратитесь в образцового белого воротничка, готового управлять плантацией и сотней другой негров. Ой, простите. Сотней другой афро-американцев. Правда, для этого надо иметь настоящий американский характер ирландского происхождения, которого, увы, у меня нет. Впрочем, нет его и у многих других. Вместо него есть, маленькая фляжечка, которую я пользую тайком от своих церберов. Повышаю градус кипения разума, подливая коньяк в кофе, чай, кока-колу… И не надо ждать никакого завтра.