Телеинтервью компании Би-Би-Си - [3]

Пожалуй, если говорить о моём жизненном опыте... сформировалось моё мировоззрение в лагерях. Вот на этом крае жизни, который описан в моих книгах, в "Архипелаге". Я не знаю, западным людям неловко слышать мои слова? - мне трудно оценить эту реакцию. Но я бы сказал так: людям, которые достаточно жили в самых ужасных условиях, на рубеже жизни и смерти, восточным людям или западным, безразлично, - им понятно, что между добром и злом есть несовместимость. Что это не всё равно - добро или зло, что нельзя строить свою жизнь индифферентно по отношению к этому различию. Меня удручает, что прагматическая философия последовательно пренебрегает нравственными категориями и сейчас в западной прессе мы можем читать откровенное провозглашение принципа, что нравственные категории не относятся к политике, они неприменимы и не должны, мол, применяться. Я напомню вам, что в 1939 году Англия рассуждала иначе. Если бы нравственные категории были неприменимы к политике, то было бы непонятно, зачем, собственно, Англия вступила в войну с гитлеровской Германией. Прагматически можно было выйти из положения, но Англия избрала нравственный путь, и испытала и явила миру, может быть, самый блестящий свой героический период. А сегодня мы об этом забыли, сегодня руководители английской политики откровенно провозглашают, что они не только признают над любой территорией любую власть - независимо от её нравственных качеств, - а даже спешат признать, спешат опередить других. Где-то в какой-то стране, в Лаосе, в Китае, в Анголе, потеряна свобода, пришли к власти тираны, бандиты, марионетки, и прагматическая философия говорит: неважно, мы должны их признать, и даже скорее. Нельзя считать, что великие принципы обрываются на ваших границах, что пусть свобода будет у вас, а там пусть будет де-факто. Нет, свобода неделима! И надо относиться к этому вопросу нравственно. Может быть - вот это один из главных пунктов расхождения...

Вы упомянули "Архипелаг ГУЛаг", ваш знаменитый документ о жизни в сталинских лагерях, переполненный непреодолимой горечью и гневом... Ставили ли вы себе в этой книге только задачу нанести сокрушительный удар коммунистической идеологии, или, по крайней мере, разрушить её миф, - или вы имели в виду нечто большее?

Художественное произведение всегда многосоставно, многогранно. Оно имеет много сторон, а значит, и много целей. Художник не может ставить себе задач политических, смену политического строя, это может выходить как побочный вывод изо всего изображённого, - но бороться против неверного представления, против ложного представления, или бороться с мифами, бороться с идеологией, которая враждебна людям, бороться за нашу память о том, как было, - это задача художника. Народ, потерявший память, - потерял историю и потерял свою душу. Когда я сажусь за книгу, моя задача восстановить всё, как было, вот моя главная цель. А отсюда, само собой, много выводов. Если бы сегодня три тома "Архипелага ГУЛага" были широко опубликованы в Советском Союзе для всех желающих, то в очень короткое время коммунистической идеологии пришлось бы туго, ибо люди, прошедшие это всё, узнавшие... - в них больше не остаётся места для этой похлёбки.

В одной из ваших последних книг вы описываете Ленина в Цюрихе. Многие, мне кажется, отметили сходство между ним и вами. Портрет мощного характера, Ленина, отрезанного, изолированного, неспособного повлиять на события внутри России, нетерпеливого, - это похоже на вас, мощную фигуру, которая сегодня - в том же городе на Западе - бессильна принять участие, отрезана от друзей в Советском Союзе. Не согласитесь ли вы, что есть некоторое сходство?

Я работаю над образом Ленина 40 лет. От момента, когда я задумал эту серию книг, я задумал и Ленина - как если не центрального, то одного из центральных персонажей. Я собирал о нём каждую крупинку, которую только мог, каждую мелочь, и моей единственной целью было воссоздать его живым, какой он был. Конечно, ни один персонаж художника не создаётся без вклада автора. Какая-то доля автора вдыхается в сaмого враждебного героя: нельзя оживить ничьё тело, если в него не вдохнуть душу. Если я описал за это время двести человек, в каждом из двухсот что-то от меня есть обязательно. Однако я думаю, что, сравнивая нас, поддаются внешним несущественным признакам. Ленин был весь направлен на разрушение. Нет, я нисколько не ставил целью как-то автобиографически своё чувство или своё положение отражать. Я ставил целью восстановить до деталей, до мельчайших подробностей ту обстановку. Мне помогла судьба, что я оказался в Цюрихе, что я встретил даже людей, знавших Ленина, собрал материалы, увидел обстановку.

Но, атакуя Ленина, вы нападаете на законность всего советского правительства, на самих большевиков. Считаете ли вы, что в свою очередь вы станете фокусом духовного, морального обновления в Советском Союзе? Что придёт такое духовное возрождение, которое со временем свергнет коммунистический режим?

Я не атакую Ленина - я описываю его, каким он был и чего он стоил. Столько ему кадили, да и в вашей стране кадили, на такие вершины его поднимали. Я показываю, каким он бывал близоруким, как он обращался со своими союзниками, сотрудниками, как слаба была его связь с собственной страной. Я не его атакую, а его идеологию. Ленин - превосходная концентрация, экстракт коммунистической идеи. Один из самых ярких и стопроцентных коммунистов. Разумеется, занимаясь этим образом, мы занимаемся самой коммунистической идеологией, той, которая развратила, удушила и практически погубила мою страну, а вслед за ней уже ещё двадцать.