Тела мертвецов - [3]

Прошло то ли восемь, то ли десять месяцев, и Гордон получил письмо от Чарльза Ричера, давно жившего в Бомбее. В письме, среди прочего, говорилось среди прочего об умершем в указанном городе Чарльзе Фаркуарсоне, с которым Гордон и Ричер были дружны в детстве. К письму был приложен дагерротип усопшего, найденный среди его вещей. И если живой человек может хоть сколько-нибудь походить на мертвого, фотографический портрет в точности изображал лицо таинственного трупа, обнаруженного в спальне Гордона. Со странным чувством Гордон отметил, что смерть Фаркуарсона, учитывая разницу во времени, произошла как раз в ночь достопамятного приключения. Он засел за письмо к Ричеру, расспрашивая друга о подробностях, особенно же касавшихся похорон Фаркуарсона.

— Видишь ли, он сделался парсом, — написал в ответ Ричер, — и поэтому его голое тело отнесли на площадку Башни молчания, как поступают с телами всех добропорядочных парсов. Я видел, как стервятники дрались над телами и вволю насыщались останками Фаркуарсона.

Под каким-то предлогом Гордон и его друзья добились разрешения вскрыть могилу покойного. Гроб, по всей видимости, никто не потревожил. Они сняли крышку. Саван чуть заплесневел.

В гробу не было ни тела, ни малейших следов последнего.

Ушедший навеки

Утром 14 августа 1872 года Джордж Д. Рейд, молодой человек двадцати одного года от роду, проживавший в городке Ксения штата Огайо, замертво рухнул на пол в столовой отцовского дома. Вся его семья — отец, мать, две сестры и двоюродный брат, мальчик пятнадцати лет — сидела в это время за завтраком. Джордж вошел в комнату, но вместо того, чтобы занять свое обычное место у двери, откуда он появился, молодой человек обогнул стул и, пошатываясь, направился к окну — с какой целью, никто не ведает. Едва он сделал несколько шагов от стола, как тяжело упал на пол и перестал дышать. Тело перенесли в спальню. Все попытки убитой горем семьи вернуть умершего к жизни оказались тщетными.

Тело оставили на кровати со сложенными руками и прикрытым лицом.

Тем временем мальчика срочно послали за доктором, который прибыл через двадцать минут после наступления смерти. Позднее врач припомнил одно необычное обстоятельство: плачущие родственники — отец, мать и две сестры — столпились в комнате, куда выходила единственная дверь спальни; сама эта дверь была закрыта. Отец покойного сейчас же открыл дверь и доктор вошел, заметив с порога одежду мертвеца, валявшуюся кучей на полу. Он также разглядел под наброшенной простыней очертания тела; можно было ясно различить профиль умершего, который вырисовывался резко и четко, как всегда бывает с покойниками. Доктор приблизился и приподнял простыню. Под ней ничего не было. Он откинул простыню. Пусто.

Семья умершего последовала за доктором в спальню. Столкнувшись с поразительным открытием — если это можно так назвать — домашние переглянулись, растерянно поглядели на врача, на пустую кровать. Они лишились дара речи и даже забыли о слезах. Миг спустя трем дамам понадобилась медицинская помощь.

Отец покойного держался немногим лучше; он остолбенел и лишь что-то невнятно бормотал, окидывая спальню бессмысленным взором идиота.

Приведя дам в чувство, доктор подошел к единственному в комнате окну, выходившему в сад. Оно было заперто изнутри на обычный оконный шпингалет, прикрепленный к нижней планке верхней рамы и соединявший ее таким образом с нижней.

Дознание не проводилось, поскольку тела не было. Доктор и многие другие, заинтересовавшись странным случаем, с большим тщанием рассмотрели все подробности происшедшего, но не сумели выдвинуть какие-либо заключения. Джордж Рейд скончался и навеки ушел, и это все, что известно по сей день.

Морозная ночь

Первый день сражения при Стоун-Ривер[3] завершился разгромом федеральной армии, которая, не считая крайнего левого фланга, была сметена со всех исходных позиций. Усталые солдаты лежали за насыпью железной дороги, куда ранее отступили; в последние часы битвы эта насыпь служила им бруствером для отражения упорных атак противника. Местность за насыпью была открытой и каменистой. Повсюду высились громадные валуны, а между ними лежали мертвые солдаты-федералы, собранные здесь, чтобы освободить место для живых. Поле перед насыпью густо усеивали тела погибших солдат обеих армий, но их никто не убирал.

Среди убитых лежал меж валунами один мертвец, федеральный сержант, чье имя, похоже, никто не знал. Пуля угодила ему точно в середину лба. Один из наших хирургов — из праздного любопытства либо желая позабавить группу офицеров в час затишья (всем нам хотелось на что-то отвлечься) погрузил в рану свой щуп, и тот прошел насквозь через всю голову. Тело лежало на спине, с задранным подбородком и вытянутыми конечностями, окоченевшее и твердое, как сталь; бледное лицо, борода и волосы были покрыты инеем. Какая-то христианская душа набросила на умершего одеяло; но когда ночью резко похолодало, товарищ автора стащил с трупа одеяло и мы улеглись, накрывшись им сами.

Все лежали неподвижно и молча; расхаживали взад и вперед лишь солдаты в пикетах, выдвинутых далеко за насыпь. Любые разговоры были запрещены; попытка развести костер или хотя бы чиркнуть спичкой и разжечь трубку была бы воспринята как тяжкое преступление. Кони, бьющие копытами, стонущие раненые — все и вся, что могло производить шум, отправили в тыл. Ничто не нарушало тишину. Те, кому холод не давал заснуть, лежали вповалку на земле, дрожа, или сидели, обхватив себя руками, но не издавали ни звука. Каждый из нас потерял друзей, и все ждали на следующий день собственной гибели. Об этом стоит упомянуть: невозможно представить, что в мрачные часы той долгой ночи кому-нибудь взбрело на ум сыграть с нами отвратительную шутку.