Техноангелы - [46]

— Это не рационально и не обосновано, они не испытывают чувств. Этому нет логических обоснований. Для выживания общества это не важно. Хотя женщины могут позволить себе такие прихоти, хотя, скорее для нас это часть наших потребностей, также как пища, вода, дыхание и другие.

— Тогда, откуда ты знаешь о них?

— Знаю.

— Но откуда?

— Ты будешь отвечать на мои вопросы. Я задам их тебе теперь.

— А если я откажусь? — фыркнул Маледикт — если я тебя пошлю куда подальше? Мне плевать, чего нужно твоему отцу или тебе. Так что отвечать я тебе на стану.

— Тогда я пойду спать — ничуть не расстроенная ответила Нииия.

Послышались удаляющиеся шаги — девчонка и в самом деле ушла. Ошарашенный Маледикт сел на пол своей камеры, размышляя над тем, что произошло.

Он думал, что девчонка закапризничает, может позовет отца или еще что–то. Но она так спокойно отнеслась к его отказу. А теперь… снова наедине со своими мыслями, даже поговорить не с кем. А ведь даже этой разбойничьей дочке, даже ей можно было бы выговориться, излить душу и свою боль, раз уж этим пустынникам все равно, раз они ничего не чувствуют. Да, вроде бы его хотели использовать, получить что–то от него. Но, быть может, он нуждался сейчас в том, что сопровождало бы это. Да что там использовать, громкие слова! Просто кто–то хотел послушать о его родном мире, кто мог бы стать его слушателем, пусть бы эта дочка пустынного вождя просто позволила ему выговориться! А он в своем горе и злобе отверг свою возможность, сам того не желая, отвергнув хоть какую–то возможность утешить горе и тоску. Маледикт тяжело вздохнул, пытаясь привести мысли в порядок. Лишенный возможности делать что–то, ему было тяжело сопротивляться тягостным мыслям.

Но невозможно горевать вечно, и в конце концов природа взяла свое — утомленный Маледикт уснул, растянувшись на полу клети, погрузившись в глубокий освежающий сон без сновидений.

Проснулся он уже вечером, хотя в этой туманной пустынной мгле было тяжело понять ночь на дворе или день. Рядом с ним была корзина, в которой нашлось что–то похожее на хлебную лепешку и бутыль с водой. Он утолил голод и жажду, после чего явился слуга, будто ждавший все время за дверью, и унес корзину. Маледикт вновь стал смотреть в окно. Теперь он старался рассмотреть всадников и повозки в караване. Втайне он надеялся, что Нииия еще придет к нему, тогда, может быть, удастся разговорить её, и узнать что–то об этом мире, кроме того, что тут жили эти люди пустыни, которые не испытывали чувств, пользуясь вместо этого рационализмом и холодным расчетом.

Но она так и не приходила к нему, ни в этот день (или ночь), ни в следующий.

Так прошло несколько нестерпимо долгих дней, в течении которых непотревоженный караван ехал по пустыне, и изредка доносились до Маледикта гортанные переговоры людей пустыни. Все же остальное время стояла мертвая тишина, лишь изредка прерываемая воем ветра и шелестом песка.

Но в один день Маледикт услышал хриплый рев, непохожий на жителей пустыни. Самое удивительное, что это был не просто рев, но кто–то громко кричал: Воины Мьярхейма! Взгляните же на этих жалких пустынных жуков! Они так ничтожны по сравнению с нами! Они так омерзительны, по сравнению с гордыми сынами Мьярхейма! Вперед, Мьярмы! Опрокинем же их, сомнем и втопчем в жаркий песок пустыни, а их головы увенчают стены наших домов, которые явят всем, какую славу заслужили в бою мужи и воины Мьярхейма!

Кричавшему ответил грозный рев из десятком глоток и рев чего–то, похожего на двигатели машины. Двигатели? Здесь?! Откуда?! Маледикт едва не вылез сквозь прутья решетки, стараясь рассмотреть происходящее. А между тем вокруг разворачивалась странная и удивительная картина — на караван жителей пустыни с нескольких сторон напала банда людей, похожих на людей из родного мира Маледикта, хотя они и были крупнее и на вид мускулистее чем обычный человек. Длинные их волосы и бороды развевались по ветру, облачены они были в кожаные одежды. Каждый из них восседал на большом мотоцикле, в том, что ревущая машина была именно мотоциклом, Маледикт не сомневался. И каждый из этих здоровяков размахивал в воздухе либо большим мечом с широким лезвием, либо огромным сверкающим топором. И вот эти посткапокалиптические викинги обрушились на пустынников, и вокруг закипела схватка. Пустынники ловко обращались со своим кристаллическим оружием, которое, видимо, ни в чем не уступало оружию их противников, но те, в свою очередь проявляли недюжинное умение и сноровку, нанося сильные удары своим оружием и испуская при этом грозный рев. То тут то там падал на песок кто–то из защитников каравана, даже после смерти не терявший равнодушного и спокойного вида, то один из нападавших, испускавших дух со страшным воплем.

Но численный перевес был на стороне защитников, и вскоре все викинги были повержены. Тела павших пустынники раздели, собрав одежду и оружие, и оставили лежать на песке. Ветер стал постепенно заносить их, и Маледикт подумал — а сколько еще таких тел лежит в равнодушном песчаном море, сколько свирепых битв похоронены в бескрайней пустыне, и сколько жизней, холодных и пугающе рациональных, или же свирепых порывистых и яростных навеки оборвались, чтобы лишь холодеющая оболочка осталась лежать, ненужная ни ветру, заносящему её песком, ни самой пустыне лениво скрывавшей её в своих песчаных волнах, чтобы забыть навек? Но ничто и никто не дал Маледикту ответа на его вопрос, лишь ветер, завывая, кинул ему в лицо горсть песчинок, да изредка вторил ему окрик людей пустыни. И вновь караван двигался дальше и дальше по пескам, направляясь к Храму где должно было… А что же там должно было случиться, Маледикт не знал, и старался об этом не думать.