Техноангелы - [36]

— Да нет… Нет — отозвались Маледикт и Вика.

— Ну, раз нет, расскажите, ребята, что у вас дома то делается? Мне ваша края почти родные, так что уж не поверите, пока по другим мирам бегаю туда–сюда душа вся истосковалась по тем местам. Уж не откажите, а?

И Маледикт с Викой принялись рассказывать оборотню, что у них дома делается, как жизнь, и как обстоят дела. Готара слушал внимательно, не перебивал, лишь иногда задавал вопросы и просил поподробнее рассказать о той или иной вещи. Так они сидели долго — оборотень слушал их жадно, и, казалось, готов был слушать бесконечно.

— Готара — спросил Маледикт — а почему ты так нас расспрашиваешь? Разве ты не можешь там жить, как человек?

— Эх, парень — вздохнул Готара — жить мне среди людей очень тяжело. Оборотнем быть это ж не только в зверя иногда перекидываться. Я же ведь действительно зверем становлюсь в такие моменты — жестоким расчетливым и абсолютно нечеловечным. Среди людей мне не место, уж поверь. А ведь я этого зверя всегда с собой ношу. Да что там ношу! Я ведь сам и есть этот зверь, вот в чем дело. Да и долг мне велит странствовать между мирами. Тут иногда вот могу отдохнуть, потомучто тут тихо и практически безлюдно, и нет никого. Вы меня может, поймете когда–нибудь.

— Как? Ты хочешь сказать, что мы…

— Да нет, что ты! Вы не оборотни, вы бы это сами бы почувствовали и вопросов бы не было. Вы вот какая–то новая часть Коловращения. Или нет? Трудно сказать. Но что не оборотни это точно уж поверьте.

— А как бы мы почувствовали, что мы оборотни?

— Помнишь, я говорил, что мне среди людей не место? Так вот, это не потому, что меня люди гонят. Может узнали бы, и прогнали. Но я и сам не могу или, может, не хочу среди людей оставаться. Когда ты зверь это не только делает тебя жестоким, ну вы же видите, с вами я не жестокий, очень даже добродушный — хмыкнул Готара — зверь он иначе, чем человек живет. Зверь он такой, в своих действиях и желаниях не ограничен, хотя желания у него иные, чем у людей. Чтоб понять, что зверь чувствует, надо зверем быть, или оборотнем, хотя бы. Это не животное в таком простом понимании — что поесть, поспать, да попить. Это иное, глубинное чтоли. Свобода? Знаете, сложно сказать, свобода это или нет. Зверь он такими категориями не пользуется. Это что–то абсолютно чуждое человеку. Так жить бывает сложно, бывает и проще чем человеку — потому как ты не человек, но тут уж… В общем, я с этим живу. Я этого не просил, но живу, знаете, привык уже.

— А как же ты стал оборотнем? — глядя на Готару, спросила Вика.

— Как… Подожди, дай мне вспомнить… Это было очень давно, Вика. Тогда я еще жил в краю седых лесов, где густые еловые леса порою застилал туман, и каждое утро роса выступала на широких еловых лапах, там я и жил. Я жил уединенно ото всех, поэтому многие считали, что я, мягко говоря, странный. Но, тем не менее, меня уважали и ценили за мои знания о лесе, и том, что можно в нем найти полезного, а чего стоит опасаться. Стоит отметить, что мы были мирным тихим народом, тогда еще у нас не было такого технического совершенства, как, скажем, у вашего народа. Тем не менее, мы жили и не жаловались на судьбу. Вероятно, тогда еще мы не познали того, что дает техника, и просто не испытывали потребности в технических новшествах. Но, вернусь к рассказу обо мне…

… По лесной дорожке, озаряемой утренним солнцем, шел рослый парень, одетый в простую домотканую рубаху и штаны. Он шагал, бдительно осматривая заросли — лес был диким и надо было держать ухо востро, если хочешь жить, даже на такой дорожке, которая протоптана людьми, и на которую должны бояться выходить лесные звери… Но станут ли они её бояться? Да, многие бояться человека, но далеко не все. Шедший по лесу великолепно знал об этом — еще бы, ведь он считался в Седолесье лучшим знатоком леса. Постепенно он вышел к небольшой деревне, огороженной частоколом из толстых бревен. Здесь жили его друзья, родственники, но сам парень предпочитал жить в одиночку, в лесной чаще.

— Эй, Готара, привет, решил наведаться сюда? — приветливо, с легкой насмешкой отозвался от ворот дюжий детина, заметивший приближение парня.

— Да, Дратор, пришел вот. Не могу же только со зверьем водиться — по привычке беззлобно огрызнулся тот, к кому обратился Дратор.

Готара неплохо знал Дратора и не питал сомнений насчет напускного радушия последнего. В Седолесье все великолепно знали, что лесной отшельник Готара — лучший знаток лесов. Даже седые старики терялись, видя как хорошо Готара осведомлен о свойствах лесных трав, а опытные охотники поговаривали между собой, что если Готара в отряде — то добыча куда богаче. Не раз он приводил из леса заблудившихся детей.

Но такое мастерство и осведомленность рождали вполне понятную зависть… Зависть, которая нередко перерастала в ненависть. Еще бы, быть столь умудренным опытом и быть обставленным каким–то мальчишкой! Снискать славу неподражаемого охотника, и при этом осознавать, что какой–то сопляк читает лес, будто раскрытый пергамент! Косо смотрели на Готару и девушки — вроде симпатичный, здоровый парень, а живет где–то в лесу. Родичи уже давно не привечали Готару, так он и жил — редко появляясь в деревне, но помогая сельчанам, чем мог, терпимый, но не любимый. Так и теперь, он шел по деревне, чувствуя на себе косые неприязненные взгляды. Ладно — подумал он — вот у волхва спроведаюсь, и уйду.