Техно-Корп. Свободный Токио - [17]

– А вы не думали, что он просто пытается приспособиться к этой женщине? – спросила Кейко своего знакомого силовика.

– Слышали бы тебя сейчас члены твоей партии, – рассмеялся Гонда.

– И что? – хмуро спросила Кейко. – На мой взгляд, этот синергик всего лишь машина, созданная помогать человеку.

– Но вы же технологические нигилисты!

– Не знаю, что ты понимаешь под этим названием, но я выступаю не против синергиков. Я выступаю против самих принципов технократии. Это разные вещи.

– Продолжишь говорить так, и когда-нибудь силовики начнут приходить за членами твоей партии, – став серьезным, сказал Гонда.

– Вот против этого я и выступаю, – сказала Кейко.

Она не знала, почему они сблизились. Гонда не был красавцем, не был опытным любовником. Им не о чем было разговаривать в постели, когда заканчивалась близость. Гонда был совсем другим, почти антиподом всему, во что верила Кейко, но… именно это, наверное, и привлекло Кейко. Подсознательно она хотела все бросить, давно разочаровавшись в партии ТН, в их принципах и взглядах. Возможно, когда партия только зарождалась, ее лидерами действительно были люди, разглядевшие угрозу в самой технократии, но потом к власти в партии пришли тупицы и фанатики, кричащие о вреде прогресса, не понимая истоков этого вреда. И связь с технологическим инквизитором стала для Кейко частью ритуала, служившего началом новой жизни. Хватит с нее этих бессмысленных политических сцен и реконструкций. Она – художник, творец, но не политик. Если вспыхнет восстание и технократия начнет трещать по швам, то она с удовольствием вобьет последний гвоздь в крышку электрического гроба власти, станет одним из революционеров, но до тех пор, пока люди не поднимутся, не скинут с глаз пелену нейронных трансляций центральных каналов… До тех пор эта борьба не принадлежит ей.

Кейко встретилась напоследок с силовиком, провела ночь в его доме, оставив чемоданы в станции хранения, и покинула утром Токио, отправившись к родственникам в Хоккайдо.

Тетка жила на окраинах города Обихиро и совершенно ничего не знала о том, чем занималась Кейко в Токио. Да и не поняла бы она всей этой политической суеты. Она напоминала Кейко ту старуху, у которой Гонда реквизировал синергика, – старуха разговаривала с силовиками, продолжая увлеченно следить за нейронной трансляцией ток-шоу. Так же и тетка – ей можно было рассказывать часами о технократии, а она бы кивала и следила за любимой передачей. Такими же были и ее муж, и дети. Различались только передачи. Поэтому Кейко предпочла слепить историю о романе с женатым мужчиной, несправедливо обвинив во всем своего последнего любовника, который в действительности никогда не был женат. Да и не могла представить его Кейко женатым.

Технологический инквизитор жил шаблонами и базисами, большинство которых составил для себя сам, переписав существующие понятия так, чтобы они объясняли и оправдывали большинство его поступков. Даже в постели. Кейко не считала это странным – каждый по-своему был странным. Можно лишь найти кого-то со схожими странностями. Тогда все будет выглядеть нормальным. Хотя чужие странности иногда могут быть заразны. Хотела того или нет, но Кейко привыкла к своему силовику, научилась принимать его странности. Нечто подобное она испытывала и к новому дому.

После Токио все было каким-то блеклым, безжизненным, лишенным смысла. Тетка выждала два месяца и отчаянно начала сватать Кейко со своими знакомыми, уверяя, что каждый из них может оказаться «тем самым». «Почему бы тебе просто не сказать, что в твоем доме нет лишней комнаты, а за столом лишнего стула для меня?» – думала Кейко, хотя обиды в этих мыслях и не было. Тетка была чужим человеком. Да они и не общались-то никогда – лишь знали, что родственники. А муж тетки… Это уже был просто посторонний человек, прохожий, в дом которого она напросилась на постой. Поэтому Кейко и начала рассматривать предлагаемые кандидатуры тетки, претендующие на роль «того самого». Хироси в этом списке был третьим. Кейко не знала, почему ее выбор остановился на нем, – возможно, она что-то почувствовала к нему, возможно, просто устала выбирать. Тем более что все мужчины были похожи до неприличия, словно синергики, – меняются цвета синтетических волос, но мимика и повадки одни на всех. Вероятно, на выбор Кейко повлияла наступившая зима, отличавшаяся в Хоккайдо снегами и морозами от токийской зимы.

«Перемены, – думала Кейко. – Перемены – это то, что мне сейчас надо». Да и Хироси оказался на редкость сведущим в нейронных реконструкциях, ставших стержнем их отношений, фундаментом зарождавшейся семейной жизни. Кейко не говорила ему о своей работе на технологических нигилистов, не говорила об успехе своих реконструкций, но все остальное… Нет, не все, но большая часть… Да и не было ничего постыдного в ее жизни – Кейко поняла это благодаря Хироси, когда они стали жить вместе и все тайны, ее тайны, раскрылись как-то сами по себе. Но все это после – вначале они лишь разговаривали о нейронных реконструкциях и уходящем в прошлое искусстве театра. Потом ради того, чтобы доказать Хироси, что ее умения не пустые слова, Кейко сделала свою первую нейронную реконструкцию в Хоккайдо.