Техническая ошибка - [3]

— Ну-ка, поспешите, — послышался сверху голос. — Вы опаздываете к чаю, и вряд ли кухарка станет вас ждать.

Пока няня отпирала и снова запирала калитку, пришлось подождать, потом, держась за ее руки, они пересекли улицу и приблизились к знакомой входной двери с медным молотком. Как ни жаль, но им пришлось войти через боковую дверь, а не в этот замечательно красивый подъезд.

В детской все было так, как прежде. Он остановился, чтобы оглядеться хорошенько.

— Роберт, сейчас не время мечтать, — торопил все тот же голос.

Он отправился за стол, продолжая озираться по сторонам и узнавать старых друзей. Деревянная лошадка-качалка с облупленной нижней челюстью. Высокая каминная решетка и коврик перед нею. Три перекладины на окне. Выстроившиеся рядком игрушечные домашние животные. Газовая лампа, мягко шипевшая на столе. Календарь с картинкой, изображающей трех пушистых котят, а под ними черные и красные буквы и цифры: МАЙ 1910. «Тысяча девятьсот десятый, — подумал он, — значит, мне должно быть семь лет».

Когда они уже заканчивали еду — не слишком аппетитную, но, несомненно, полезную — Барбара спросила:

— Теперь мы пойдем к маме?

Няня покачала головой.

— Нет. Ни ее, ни папы нет дома. Я думаю, они заглянут к вам, когда вернутся, — если будете хорошо себя вести.

Сон продолжался, невероятно подробный и яркий: купание перед сном, укладывание в постель. Давно забытое возвращалось к нему, удивляя своей реалистичностью. Няня на минуту оторвалась от своих дел, чтобы заметить:

— Что-то ты тихий сегодня. Как бы не заболел.

Роберт лежал в знакомой комнате, которую освещал лишь слабо мерцающий ночник, и пытался понять свои ощущения. Сон длился уже долго — хотя так бывает, самое запутанное сновидение может уложиться в несколько секунд. Может быть, это какой-то особый сон, а в конце концов он проснется на стуле в саду. А может быть, он умирает и, как говорится, вся жизнь проносится перед ним, только, по счастью, проносится так медленно… Возможно, он переутомился, что ни говори, ведь он еще недавно был серьезно болен.

Роберту вспомнился сухопарый человечек ученого вида, Пендл-какеготам, нет, Прендергаст, всплыло в памяти. Тут его как ударило — он даже сел на постели, дико оглядываясь кругом. Он ущипнул себя — так всегда делают, чтобы проверить, спишь или бодрствуешь, — и похоже было, что не спал. Роберт вылез из кровати и осмотрелся. Пол под ногами был твердым, воздух — прохладным, ровное дыхание спящей Барбары доносилось из ее кроватки. Постояв несколько минут, он в замешательстве снова залез в постель.

Люди часто говорят: «Если бы только можно было прожить жизнь сначала». Именно об этом толковал Прендергаст…

Смешно… просто бессмыслица, конечно, а кроме того, жизнь начинается не с семи лет, к тому же это противоречит всем законам природы… нет, невозможно. Но если предположить… просто предположить, что один шанс из миллиарда…

Бобби Финнерсон лежал тихонько, обдумывая эту невероятную возможность. Он неплохо преуспел в жизни благодаря только собственным способностям, но теперь-то, обладая знанием, чего только он не сможет достичь! Заняться радио, производством пластмасс, синтетики всех видов… зная о двух грядущих войнах, о буме, который последует за первой… и о кризисе 1929 года. Представляя себе направления развития промышленности. Имея сведения об оружии второй мировой войны до того как она начнется, будучи готовым к наступлению атомной эры… Он припоминал всю разрозненную информацию, накопленную за пятьдесят лет… В чем же тут хитрость? Он озабоченно размышлял: должен быть непременно какой-то подвох, что-то, препятствующее передаче его полезных знаний. Нельзя переиграть историю. Но что же может ему помещать предупредить, к примеру, американцев о Пирл-Харборе или французов о военных планах Германии? Что-то должно остановить его, но что именно?

Когда-то он читал нечто подобное… кажется, о параллельных мирах?

Нет. Этому всему нет никакого объяснения, несмотря на необыкновенное сходство с реальностью. Пусть он ущипнул себя, все равно это сон, всего-навсего сон… или нет?

Спустя часа два скрипнули половицы. Тихо приоткрылась дверь, из коридора упал луч света и тут же исчез, когда дверь затворилась. Бобби, лежа тихонько и притворяясь, что спит, прислушивался к осторожным шагам. Когда мать наклонилась над ним, он открыл глаза. И не поверил им. Она была так красива в вечернем платье, с сияющими глазами, так молода — совсем девочка. Она смотрела на него, легкая улыбка блуждала на ее губах. Он протянул руку и коснулся гладкой щеки матери. И вдруг его молнией пронзило воспоминание о том, что ждет ее. У него перехватило дыхание.

Мать обняла его и притянула к себе, успокаивая тихонько, чтобы не разбудить Барбару.

— Ну, что ты, мальчик мой. Ничего не случилось. Я разбудила тебя, Бобби? Плохой сон приснился?

Он вздохнул, но ничего не ответил.

— Ничего, дорогой. Сон — это всего лишь сон. Забудь его и усни снова.

Она поправила ему одеяло, легко поцеловала и пошла к кроватке, где мирно спала Барбара. Спустя еще минуту она удалилась.

Бобби Финнерсон лежал тихо. Глядя в потолок, он пытался решить головоломку, размышлял, строил планы.