Течение Алкиона - [20]

— А ловушка для дураков здесь тоже есть? — спросил я.

Дель Арко отстраненно кивнул, подыскивая ключ к внешней двери вышки. Ему потребовалось отыскать еще два для внутренних дверей, и мы наконец вошли в кабинет, где нас с притворным равнодушием встретил какой-то парень, очевидно уже ожидавший нас какое-то время. Я пожал ему руку, не глядя на него и не имея желания запоминать его имя. Мой взгляд был прикован к кораблю.

Одно дело сидеть на стуле перед экраном внешнего обзора с остатками завтрака на столе, когда под ногами на ковре у тебя валяется окурок, и говорить о корабле. И совсем другое — стоять у него под брюхом и разглядывать его.

В доме Джонни Сокоро «Хохлатый Лебедь» был абстрактным кораблем, который не может летать, сумасбродной мечтой. Здесь, в смутных очертаниях строительных лесов, корабль был живым. Реальность, полная содержания и красоты.

Я не Лэпторн, чтобы влюбиться в корабль. Но я космонавт. Корабли — моя жизнь, моя кожа, мои сила и слава.

Когда я вижу корабль, я не теряю головы, захлебываясь в колодце эмоций, как это сделали бы шестеро из семи плохих космонавтов. Меня не ошеломляют красота и величие кораблей. Но я знаю, для чего они предназначены. Я умею смотреть на них. А «Хохлатый Лебедь» был необыкновенен. Без сомнения.

Летные характеристики корабля в глубоком космосе не связаны с тем, как он смотрится на Земле, они связаны с уверенностью в нем пилота. Дель Арко прав. Этот корабль не был пулей — не стальной червяк и не гигантское металлическое яйцо на ходулях. Этот корабль был птицей. Он был создан для движения. Я не понимал толком, что имел в виду дель Арко, когда говорил, что корабль хорошо сочленен. Этот корабль напоминал живое существо — птицу с крыльями из блестящего металла. Альбатрос глубокого космоса. Лайнеры строятся, чтобы быть величественными, гордыми, могучими. Но сколь мало они могут гордиться собой, можно понять, только сравнив их с «Лебедем». Ив Лэпторн тоже была права. Этот корабль способен вытеснить в конкурентной борьбе корабли жесткого сцепления. Если бы он мог летать так же хорошо, как и смотрелся. Если бы только он вообще мог летать.

— Он прилично выглядит, — спокойно сказал я. Они улыбнулись, потому что знали, что я нарочно принижаю достоинства корабля. Они и за мной следили, не отрывая от него глаз.

— Закрой рот, Джонни, — сказал я, нарушая молчание. Малыш был, очевидно, сильно потрясен. Всю свою жизнь он прилежно изучал лайнеры — вдоль и поперек. И только сейчас он понял, что же такое звездный корабль.

— Ну? — взглянул на меня дель Арко.

— Я бы хотел посмотреть управление, — начал сдаваться я. — Думаю, все мы находим корабль неплохим.

— Он великолепен, — прошептал Джонни.

— Может быть, — сказал я. — Но будь он даже самым красивым из всех кораблей, это не поможет ему в глубоком космосе.

Первое впечатление от увиденного начало тускнеть, и я мало-помалу стал подозревать, что все это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Корабль был слишком красив, чтобы принять вызов неумолимого глубокого космоса. Глубокий космос пуст, одинок и — кроме всего — безжизнен. «Лебедь» в каждой своей клеточке предполагал жизнь, но не выносливость, не истинно звериную силу. Разве он мог справиться?

Бросив первый взгляд на управление, я поразился Старую «Джевелин» нетрудно было ощупать — в ее управлении не было массы забавных приспособлении. Только манипуляционные рычаги и панели выключателей и включателей. Плюс использование приборов. Но этот корабль был другим. Множество входов и выходов. Повсюду подающие сигналы счетчики. Изобилие дисков набора, чехол с датчиками, похожий на улей, комплект сигнальных электродов. Некоторые любят летать на корабле так, как будто подвергают себя серьезной операции. Я не люблю. Некоторые любят, чтобы на пульте отражалось все, что можно себе вообразить, — например, с какой скоростью бьется их сердце или сколько пепла в их пепельнице. А мне нужно знать, что жизнестойко и что необходимо — в таком порядке. И ничего более. С этой точки зрения я был убежден, что не способен летать на таком корабле и никогда не буду способен. И никто другой, собственно говоря.

— Здесь есть чему озадачить, — сказал дель Арко. — Но большинство мониторных устройств работает в автоматическом режиме. О сигнальном сцеплении не беспокойтесь. Оно работает без какого бы то ни было осознанного контроля. Чехол очень велик из-за невероятно увеличенного сенсорного диапазона и чувствительности, достигнутой посредством происходящего в сотах нервов корабля органометаллического синапса. На этом корабле вы можете получить намного более-высокую степень интеграции, чем на условной модели, и тогда кажущаяся запутанность системы управления будет не столь пугающей. Она немного озадачит, но, как только вы акклиматизируетесь, непосредственность восприятия более чем компенсирует изобилие поступающих и убывающих сигналов. Вы можете быть мозгом корабля, буквально его разумом и мыслью. Вы будете большей частью этого корабля, чем вы когда-либо были на борту «Джевелин». «Лебедь» и его пилот неразделимы. Они — один суперорганизм. Вы можете стать гигантом, Грейнджер, — путешествующим по космосу гигантом.