Театр тьмы - [92]

Том Харт, кто ты такой?..

– Со мной что-то не так? – обеспокоенно спросил Том, глядя на меня сверху вниз. – Ты как-то странно на меня смотришь.

– Все хорошо, – ответила я, не узнавая своего голоса. – Все хорошо.

Том не успел ответить. В тот момент, когда он уже собирался произнести очередную актерскую речь, дверь кафе распахнулась.

– Бармен, мы там обсуждаем сегодняшнюю репетицию. Тебе тоже не помешает послушать, – сказал Деймон, выйдя на улицу под дождь.

Я отступила на шаг, и Харт оказался под дождем. От его взгляда мне стало не по себе. Я вдруг увидела в его глазах искренность, мольбу и нечто, что боюсь сейчас описать. Он смотрел на меня почти так же, как и я на него в день, когда уже знала, что по уши влюбилась.

Снова роль? Снова бесплатный спектакль?

Сердце заколотилось быстрее. Оно тарабанило так, будто внезапно начался приступ тахикардии.

«Кто ты такой, Том Харт?»

– Пока, – с сожалением в голосе сказал Том и зашел в кафе, не глядя на Деймона.

Старший близнец в этот момент пытался закурить сигарету, пряча и ее и зажигалку от редких, но крупных капель дождя. Черная водолазка актера норовила промокнуть, но его, казалось, это мало заботило.

– Сара, ведь так? – холодно спросил Деймон, закуривая. Актер выпустил струйку дыма изо рта и посмотрел на меня сквозь нее проницательным взглядом. И взгляд этот напоминал рентгеновский аппарат.

– Так. А если точнее – Сара Гринвуд.

Деймон ухмыльнулся.

– Приглашаю тебя на премьеру, – небрежно бросил он.

– С чего бы это? По приветствию в кафе я подумала, что не очень тебе понравилась. Разве в театр приглашают людей, которые бесят?

– Не люблю журналистов, – пояснил Деймон и затянулся сигаретой. – Но без вас не обойтись.

Теперь пришла моя очередь ухмыляться.

– Просто назови имя на входе, о’кей? И приходи на час раньше. Пусть я не жалую журналисток, но должны ведь в прессе написать, что у великого театра «GRIM» премьера? Знаешь, премьера – это такое важное дело! – Деймон многозначительно улыбнулся: – О ней должны знать все.

– Так я могу написать об этом, даже придя к самому началу спектакля. Или вообще не придя на него.

– Но в таком случае у тебя не будет возможности поговорить с художественным руководителем театра, ведь после спектакля он слишком занят для вопросов прессы. Ну, бывай!

Деймон затушил окурок о сырой металлический бок урны. По ней все это время скатывались дождевые капли, и серый след тут же исчез. Актер еще раз посмотрел на меня – с любопытством и нескрываемой радостью в глазах. Я молчала. Молчала, потому что не знала, что сказать. И снова мои уши уловили легкое шипение, а нос – запах гари. Слишком близко, вот тут, совсем рядом…

Только когда Деймон скрылся в кафе, запах пожара и шипение пропали. А когда я облизнула пересохшие губы, почувствовала на кончике языка вкус пепла. Никогда прежде я не испытывала такой страх, как в тот момент.

12

Домой я приехала в районе трех часов и сразу села работать. Журналист и знакомый Джейн – Ирвин – скинул двухчасовое интервью для расшифровки и добавил, что работу нужно сделать до вечера. Так я и просидела до шести часов, слушая монотонную речь про экономику, сильно удобренную красным перцем политики. Расшифровки всегда давались мне с особым трудом. Они – черная, каторжная работа, от которой я всегда шарахалась, как от чумы.

А примерно часов в восемь, когда я сидела за кухонным столом, пила кофе и, как кусочки пазла, собирала события минувшего дня, позвонила Джейн. Радостным голосом она сообщила, что наше дело постепенно продвигается – ее дедушка работал не в Уондсворте, где полмесяца держали актера театра «Кассандра» Кристофера Бейла, но у него были знакомые, служившие в этой тюрьме как раз в 60-х.

Когда она рассказывала об этом, во мне вдруг взыграло чувство самосохранения. Хотелось на все плюнуть и оставить эту историю с театром другому журналисту. Более бесстрашному.

– Ты ходила сегодня к Эндрю Фаррелу в больницу? – спросила Джейн.

– Ходила, – тихо сказала я. – Он умер три недели назад. Самоубийство.

Джейн молчала. Клянусь, я слышала, с какой силой она сжала сотовый телефон, когда я сказала ей об Эндрю. А потом я медленно, с расстановкой и никуда не спеша пересказала подруге весь свой день. От начала и до конца. Точно так же, как несколько минут назад Джейн говорила о дедушке, его знакомом и о том, что «совсем скоро жизнь станет яснее». Только, в отличие от нее, я говорила без энтузиазма. Наоборот – с явной апатичностью в голосе. Я ничего не утаила. Рассказала и про Тома Харта, и про Деймона, который «будто потушил о мои губы сигарету». Рассказывая об этом, я чувствовала запах гари, а в окне вместо тумана мне мерещился дым.

– Так, Сара, успокойся, – дослушав рассказ, потребовала Джейн. Не попросила, а именно потребовала. – А я-то думаю – что случилось, почему ты такая неразговорчивая…

– Я не могу выкинуть Эндрю из головы. Его лицо постоянно мелькает перед глазами, в голове – его бессвязная речь… И еще эта встреча с Томом. Он был странным. И ведь не Харт пригласил в театр на премьеру, а Деймон.

– Отдохни. Новость об Эндрю сильно ошарашила тебя. Потом рассказ этого санитара Кевина. Вообще не понимаю, с чего он начал рассказывать о своем отце! Что за наглость! Ты не психолог, чтобы выслушивать чужие проблемы.