Театр тьмы - [86]

– Ясно дело, – прыснула женщина и посмотрела на меня, как на дурочку. – Сидела тут одна. Пускала всех направо и налево, вот ее и уволили.

– Хорошо. Но я пришла к знакомому. Вы пропустите меня? Эндрю Фаррел на втором этаже. В принудительном отделе. Разве незнакомец мог бы владеть такой информацией?

– Кем вы приходитесь пациенту? – все так же глядя на меня, холодно спросила миссис Грейс.

– Знакомая, – ответила я уверенно.

Женщина, просканировав мое лицо, все-таки опустила взгляд на клавиатуру и, кажется, начала забивать в поисковик имя Эндрю.

– Эндрю Фаррел? – все так же безучастно и холодно.

– Да.

– Второй этаж, принудительное отделение?

– Да.

– Попал сюда в 1997‐м с диагнозом «шизофрения»?

– Да, – в третий раз ответила я, закипая от злости. Мне хотелось как можно скорее остаться с Эндрю наедине, а эта миссис Грейс сильно тормозила.

– Он умер, – сказала женщина и подняла на меня взгляд. – Разве знакомые не должны этого знать?

– То есть… как это… умер?

Я неосознанно оперлась о стойку регистратуры. К тошноте из-за хлорки прибавились головокружение и легкий озноб.

– Вот так. Самоубийство. Три недели назад. Нашли в палате. Задушил себя порванной тканью от рубашки.

«Задушил себя порванной тканью от рубашки, – эхом в голове отозвались слова медсестры. – Порванной тканью от рубашки».

– Девушка, дать вам воды? Вы побледнели.

– Все в порядке, – сказала я с придыханием. – Не каждый день слышу такие новости.

Женщина пожала плечами. Ее взгляд снова стал суровым. Ни капли сочувствия и человечности. Умер человек, и ладно. Она сообщила о смерти Эндрю, как о погоде на завтра, – с беззаботностью в голосе.

– А вы не могли бы позвать санитара, который занимался этим пациентом? Я бы хотела с ним поговорить.

– Фамилия и имя?

– Кажется, Кевин. Фамилию не помню.

Медсестра закатила глаза, но все-таки начала медленно печатать на клавиатуре.

– Кевин Брук. Младший санитар. – Женщина подняла на меня глаза. – Но у него сегодня выходной.

– А вы не подскажете номер его телефона? Это очень важно.

– Милочка, я вам что, горячая линия? Или телефонный справочник?

– Простите, – прошептала я, прекрасно понимая, что медсестра не обязана давать номер телефона санитара. По-хорошему, она вообще не имела права так подробно отвечать на расспросы о погибшем пациенте. Я – обычная незнакомка. Она – работник медицинского учреждения, которому запрещено разглашать информацию кому попало.

– Все равно спасибо вам, – сказала я, убирая руки со стойки и понимая, что ловить здесь больше нечего.

Но только я развернулась к выходу, как за моей спиной раздался шепот медсестры:

– Мисс.

Я развернулась. Женщина уткнулась в экран компьютера. Она что-то увлеченно изучала, не глядя на меня. В это время на стойке регистратуры, где еще несколько секунд назад были мои руки, лежал небольшой клочок бумаги. А на нем – домашний номер телефона Кевина Брука.

Выйдя из больницы, я сразу достала сотовый и набрала номер санитара, молясь всем богам, чтобы Кевин был дома. Я ходила туда-обратно по больничному крыльцу. Длинные гудки действовали на нервы. Пальцы рук сильнее сжимали телефон.

– Алло, я вас слушаю, – вдруг раздался смутно знакомый мужской голос.

– Доброе утро. Простите, что беспокою вас, – дрожащим от волнения голосом пролепетала я. – Вы – Кевин Брук?

– Да. А кто, извините, интересуется?

– Меня зовут Сара Гринвуд, я недавно навещала вашего пациента – Эндрю Фаррела. Сегодня я пришла в больницу, а мне сказали, что он умер. И…

– Вы сейчас свободны? – перебил санитар.

– Свободна.

– Давайте встретимся в ближайшее время, мне нужно вам кое-что рассказать. Это просьба Эндрю. В кафе «Концерто» на Пикадилли через полтора часа. Подойдет?

– Подойдет, – обескураженно ответила я. Это кафе находилось недалеко от бывшего места работы – в аккурат напротив театра «GRIM».

– Тогда до встречи. Ваш номер у меня сохранился, если задержусь – дам знать, – сказал Кевин Брук и завершил звонок.

10

Когда звякнул дверной колокольчик, оповещающий о новом посетителе кафе, я сидела за столиком около окна и задумчиво смотрела на театр «GRIM». Из-за дождевых капель, стекающих по стеклу, как сетка, здание казалось призрачным, нереальными, футуристическим. И все таким же мрачным и пленяющим, как проклятый драгоценный камень, которым хочется обладать, даже зная о том, что ему под силу уничтожить человечество. Вороны не сидели на здании театра. Только некоторые из них вылетали из чердачного отверстия в неизвестном направлении, добавляя мрачности и без того пугающему дому. Я не переставала видеть в нем старого колдуна. Он до сих пор царапал мое сердце своими длинными, грязными ногтями.

– Сара Гринвуд? – послышался мужской голос сверху.

Я подняла голову и посмотрела на санитара так, как обычно глядела на незнакомых людей, которые по чистой случайности встречались мне в жизни по нескольку раз. Думаю, у многих бывали случаи, когда ты сталкиваешься с незнакомым человеком в магазине – оба потянулись за одним продуктом, – а потом вдруг через месяц заходишь с ним в один вагон метро. Вот и я посмотрела на Кевина с немым вопросом, будто столкнувшись в метро: как так получилось, что мы снова увиделись, хотя еще несколько недель назад ничего этому не способствовало? Такие встречи никогда нельзя объяснить логически. Они не поддаются никаким законам, теоремам. Словом – ничему, что можно доказать. Наверное, судьба. Не иначе.