Театр тьмы - [57]

Но при этом история, которую рассказал Отис Фишер, не отпускала. Вырванный кусок из жизни Лили Харт произвел сильное впечатление. Я вдруг вспомнила, как Том отзывался в интервью о матери. Каждое его слово было пропитано нежностью и любовью. Он обожал Лили. Она привела его в театр. Она стала его первым учителем. Она, и только она влюбила мальчика в актерское искусство. Миссис Харт подарила Тому жизнь и ее смысл.

«Вы, журналисты, полные гадюки», – прозвучал в голове голос Отиса, и я снова почувствовала злость и стыд за тех, кто перемывал кости великой актрисе.

Из мрачных мыслей меня выдернул телефонный звонок. Я взяла смартфон, и мое сердце заколотилось, как тысячи барабанов в большом концертном зале.

– Алло.

– Привет, Сара, – смущенно сказал Джеймс. – Как ты?

– Все хорошо, у тебя как дела? – Я попыталась придать голосу легкость, но, кажется, ничего не получилось.

– Ты обиделась на меня?

Обиделась! Я сжала свободную руку в кулак и вспомнила день, когда чувствовала, что земля уходит из-под ног. Встреча с Джоном в баре, пропахшем мужским потом и третьесортной едой; психиатрическая больница; рассказы об убийствах журналистов и предупреждение быть осторожной. Когда я нуждалась в объятиях и здравом смысле Джеймса больше, чем в чем бы то ни было, он отвернулся от меня, закопавшись в треклятые учебники по программированию, а потом всю неделю отвечал на вопросы односложными предложениями, показывая, что злится из-за неудавшегося похода в кино.

– Сара, прости, я вел себя, как скотина, – не получив ответа на вопрос, сказал Джеймс. – Давай сходим завтра куда-нибудь? Я буду свободен в час. Ты в какую смену работаешь?

Я молчала. Вся ситуация с Томом и театром не убила во мне теплые чувства к Джеймсу, но я сильно злилась на него. Хотелось накричать на Джеймса, сказать, что он полный кретин и не замечает, как его девушка начинает привязываться к другому парню, пока он в университете обнимается с учебниками!

– Хорошо, давай, – как можно мягче сказала я. – Я как раз работаю в первую смену.

«Возможно, сейчас все будет хорошо», – подумала я, надеясь, что Джеймс вышибет всю дурь из моей головы и я больше не буду думать о Томе двадцать четыре часа в сутки.

Я была на первой стадии влюбленности и полагала, что от нее еще можно избавиться: обрубить на корню и похоронить глубоко внутри.

17

Утром я вышла на работу с головной болью, словно после шумной вечеринки. Проворочавшись всю ночь, я уснула только в пятом часу, когда небо Лондона налилось розовым свинцом в преддверии зари. Пока не могла уснуть, думала о Джеймсе и Томе, сравнивала их, пыталась найти плюсы в своем парне и минусы в актере. Я без труда нашла и то и другое, но не получила долгожданного результата – сердце все еще бешено колотилось, когда я вспоминала голубые глаза Харта.

А проснулась я от кошмара. По классике жанра мне должен был присниться Том или Джеймс. На худой конец – оба. Но нет. Во сне пришел Отис Фишер. Он стоял возле ворот детского дома и пугливо смотрел на улицу, что распласталась перед ним. У его ног лежала большая сумка с вещами, а сзади разваливалось здание: с него сыпалась штукатурка, отваливались куски бетона. Это был день выпуска во взрослую жизнь. Мальчик страшился, что его поджидало в будущем. И тут за спиной появился его брат. Деймон. Бледнолицый, светловолосый и добрый. Деймон улыбнулся и взял Отиса за руку.

– Ничего не бойся, пока я рядом. Я защищу тебя, – сказал Деймон, и оба уверенно пошли навстречу роковой судьбе. За поворотом их поджидала Тьма.

Последнее, что я помнила из этого сна – крик Отиса. Утробный вой. Юноша стоял в маленьком закрытом помещении, и на него надвигалась что-то темное. Когда черная клякса уже готовилась наброситься на Отиса, ему на помощь пришел старший брат. Деймон закрыл собой юношу, принимая на себя большую часть Тьмы. И тут же на их шеях появились театральные маски. Только вот у Деймона они были свирепее, чем у младшего брата.

Когда все закончилось, Отис свободно вздохнул, а Деймон скривился в волчьем оскале. Теперь они отдаленно напоминали близнецов.

Всю рабочую смену я простояла на ватных ногах и не улыбнулась ни одному клиенту. Я чувствовала себя паршиво из-за недосыпа и ночного кошмара. Даже не обращала внимания на осуждающие взгляды управляющего.

– Сара, выше нос, иначе уволю, – раз за разом говорил Бен Дартл, проходя мимо.

– Все о’кей.

Смена тянулась долго, скучно, но я не хотела, чтобы она заканчивалась. Мы с Джеймсом договорились встретиться около кофейни в половине второго, но я боялась его прихода. Я боялась, что, посмотрев на него, ничего не почувствую: ни бабочек в животе, ни счастья в сердце.

А потом на Пикадилли появился Джеймс, и все мои страхи остались позади. В руках он держал небольшой букет с полевыми цветами. Я сразу вспомнила наше первое свидание. Он купил мне огромный букет роз, за что я его отчитала, ведь было достаточно ромашек.

– Прекрасно выглядишь! – сказал Джеймс, когда я вышла к нему из кофейни. – Это тебе.

Парень протянул цветы, и я вдохнула их приятный и чарующий аромат.

– Спасибо, – ответила я, улыбнувшись.

Мы вышли на Пикадилли и оказались в водовороте будничной жизни. Солнце ослепило глаза, и я сладко улыбнулась. Ничего не напоминало мне о вчерашнем дне. Даже погода соблаговолила измениться. Ни туч, ни дождя, ни ветра. Вскоре я и поймала себя на мысли, что Джеймс, сам того не подозревая, высвободил меня из тюрьмы – с ним я забыла о Томе и театре. Надежды оправдались.