Театр теней. Новые рассказы в честь Рэя Брэдбери - [25]

Джим весь расплылся в улыбке:

— Правда? Так вы… писатель?

Мужчина пожал плечами.

— Вроде того. Хотя некоторые, наподобие этого паяца Таркингтона, считают иначе…

Джим совершенно не представлял, о чем говорит его спутник, но продолжал любопытствовать:

— А что вы пишете?

В первый раз за все время их непродолжительного общения человек изобразил подобие улыбки, вернее, едва заметной усмешки.

— Статьи по астрономии. В основном письма. Множество писем многим друзьям. Но… я сочинил также немало рассказов и новелл для бульварных журналов, где печатают всякие ужасти.

Джим едва не схватил его за руку, тонкую, словно ручка метлы.

— Рассказы? Вы пишете беллетристику? Я тоже хочу стать писателем!

— Я думал, ты хочешь стать иллюзионистом…

— И это тоже! Но я люблю Бака Роджерса, и Герберта Уэллса, и По, и, конечно, Берроуза…

— В тебе есть… энергия. — Человек приостановился и внимательно взглянул на Джима, словно заметив его только сейчас. — Мне это знакомо. Как тебя зовут, мальчик?

— Джеймс Холлоуэй, но мне больше правится просто Джим.

Он протянул руку для рукопожатия, как его научила мама.

— А я Филлипс Говард. Почему-то мне кажется, что наша встреча была неслучайной, «просто Джим».

Рукопожатие было коротким, но Джим все же успел почувствовать, какая слабая у Филлипса рука. Она не была вялой и дряблой наподобие дохлой рыбы, как бывает у некоторых людей. Скорее рукопожатие напоминало попытку вспомнить о силе, утраченной навсегда. Джима снова накрыло волной неизбывной печали, исходившей от этого иссохшего человека, который выглядел гораздо старше своих лет.

* * *

Когда они вышли из здания почты, Джим предложил зайти в ближайшую кофейню, и Филлипс не смог скрыть очевидного изумления.

— В этой связи у меня возникает вопрос. Даже несколько вопросов: можешь ли ты позволить себе подобную расточительность? И не слишком ли ты молод, чтобы потреблять кофеин?

Джим улыбнулся:

— У меня есть деньги, скопленные для магазина Маэстро. И думается, сейчас самое время начать пить кофе.

Филлипс задумчиво посмотрел на него и кивнул.

— Стало быть, решено. Тут есть кафе неподалеку. Держат его итальянцы, но в такой холод хорошо выпить кофе.

Пока они молча шагали по улице, Джим размышлял об этом человеке, считавшем чашечку кофе в кафе вызывающим расточительством. Этот чопорный, тщедушный мужчина — где он живет? Как он живет? Джим совершенно не представлял его в роли добродушного отца семейства, проживающего в одном из этих обшитых досками домов на одной из этих уютных улочек. Он и вправду писатель — или лишь постаревшая вариация самого Джима? Мечтатель, грезящий о какой-то другой жизни, которая еще не прожита и, возможно, не будет прожита вообще никогда.

* * *

Народу в кафе было немного, и Филлипс выбрал столик у окна, где бледный солнечный свет обещал дополнительное удобство. Гул приглушенных разговоров других посетителей и отдельные, с сильным акцентом, выкрики персонала создавали приятный звуковой фон. Джиму очень понравилось это место: было в нем какое-то лихорадочное, суматошное очарование. Он спросил рекомендации официанта, и тот посоветовал капучино и бискотти.

— А какие вы написали рассказы? — спросил Джим. — Может быть, я их читал?

Филлипс задумчиво смотрел в окно, словно пытался найти ответ где-то вдали. Наконец он сказал:

— Сомневаюсь. Они появляются редко, и они, скажем так, странные. На любителя.

— А почему вы решили стать писателем?

Джим еще никогда не встречал человека, который действительно что-то пишет, не говоря уж о том, чтобы печататься. Он понимал, что второго такого шанса может и не быть, и поэтому не сдерживал любопытства.

— Думаю, я ничего не решал. У меня просто не было выбора. Если ты пишешь, то потому, что так надо. Понимаешь, о чем я?

— Конечно! Я сам чувствую точно так же. Я пытаюсь сочинять комиксы и сам их рисую… ну, когда не пишу просто рассказы. Это как будто… не знаю… Как будто повсюду вокруг — материал для историй, и кто-то должен его разглядеть и рассказать всем остальным, правильно?

На долю секунды узкое лицо Филлипса просияло. Это было так странно для столь угрюмого человека, что Джим едва не рассмеялся.

— Ни разу не слышал, чтобы этот процесс был описан такими словами, но, мне кажется, сказано верно.

— Вам так повезло, — выпалил Джим с равной долей зависти и восхищения. — Увидеть свое имя в печати! За это я отдал бы все на свете!

— Я уже отдал… и боюсь, оно того не стоит.

— Что? — ошеломленно переспросил Джим.

— Тебя разве не предупреждали, что надо быть осторожнее в своих желаниях?

— Кажется, нет. Да и что с того? То, что вы делаете… это так необычно. Это же настоящая магия!

Филлипс отпил кофе из большой чашки и на секунду прикрыл глаза, то ли наслаждаясь ароматным напитком, то ли собираясь с мыслями.

— Я смотрю, ты частенько используешь это слово.

— Какое слово? — Джим вдруг почувствовал себя растерянным, обескураженным.

— Скажу тебе одну вещь, Джим Холлоуэй. Похоже, ты задался безумной целью… поймать в руки молнию. Но так же, как здесь, в Провиденсе, нет никакой лавки чудес, в мире нет никакой магии.

— Я не совсем понимаю… — Джим умолк, так и не договорив.