Театр - [3]

Буржуазные испанские историки[10] были склонны утверждать, что оппозиционным настроениям Испании в XVI–XVII веках были чужды антидинастические и антимонархические идеи. Даже в эпоху восстания общин, говорят они, повстанцы, несмотря на всю крайность своих убеждений, клялись в верности донье Хуане и самому Дон-Карлосу. Они якобы стремились только к созданию более национальной и менее абсолютистской монархии. Однако изучение материалов эпохи свидетельствует об обратном. Андалузское и каталонское движения при Филиппе IV (1641–1648 и 1626–1640 годы) ставили своей целью отторгнуть от испанской короны весь юг и восток Испании, создав из этих провинций самостоятельные государства, построенные по типу итальянских республик. Даже в самой Кастилии, считавшейся цитаделью монархической Испании, имели место антидинастические заговоры (например, в 1636 году). Особенно показательными являются в этом отношении те документы, которые дает нам изучение восстаний в Валенсии и на Майорке.[11] (20-е годы XVII века). Здесь давно шла борьба между низами столицы (Барселоны) и так называемых «вольных городов», с одной стороны, и «благородным сословием», державшим в своих руках всю земельную собственность, — с другой. Во время восстания в Валенсии повстанцы потребовали явки местных сеньоров к образованному ими «Союзу тринадцати» для предъявления и защиты своих прав на владение принадлежащими им поместьями. На Майорке дело зашло еще дальше. Здесь среди повстанцев (главным образом ремесленников) образовалось ядро, настаивавшее на полном истреблении дворянства и вообще всего имущего класса, с последующим разделом национальных богатств (земли, капиталов и т. д.) между беднотой. В официальных документах о майоркском восстании зафиксированы открытые заявления повстанцев, что «нет ни чорта, ни короля», что «если король выступит против братств, то его надлежит убить», что «король не больше, как человек», что «возвращаться к королевской власти во всяком случае не нужно» и т. п.

Если мы обратимся к югу Испании, то увидим, что и здесь идея королевской власти постепенно вытеснялась из сознания широких масс, заменяясь какими-то (правда, довольно смутными) идеями народоправства. Да и чего же было ждать социальным низам от короля, дворянства и вообще всего имущего класса, когда даже в таких крупных центрах, как Севилья, беднейшее население иногда месяцами не видело хлеба. По крайней мере в 1652 году, т. е. через четыре года после смерти Тирсо, отсутствие и дороговизна хлеба вынудили население одного из районов Севильи поднять восстание, продолжавшееся 21 день и подавленное силой. За этим последовали кровавые репрессии: пятьдесят шесть зачинщиков восстания были казнены или подверглись другим наказаниям. Если мы вспомним, что рост цен на хлеб и предметы первой необходимости нисколько не мешал правительству увеличивать налоговое бремя, главной своей тяжестью падавшее на трудовые элементы населения, то поймем, с какой быстротой должен был падать престиж королевской власти в глазах трудящихся масс как в метрополии, так и в американских колониях.

Политические трактаты эпохи являются также красноречивым доказательством в пользу высказанного нами положения. Уже само обилие трудов, направленных к разъяснению основ монархической власти и восхвалению последней, указывает, что правящая верхушка, судорожно боровшаяся за сохранение в своих руках средств эксплоатации трудового населения, чувствовала себя вынужденной выступить в защиту своих прав. Испанские историки согласны, что почти все политические писатели этой эпохи (так наз. «трактадисты», т. е. авторы трактатов), за редкими исключениями, настроены монархически. И несмотря на это у большинства из них мы находим ярко выраженные оппозиционные настроения. В трактатах испанских писателей XVI–XVII веков мы встречаем, например, постоянное противопоставление идеального государя королю-тирану. Однако есть и такие, которые идут дальше. У Фокса Морсильо за народом признается «право восстания». Молина и Мариана считают, что тиран не только может, но должен быть убит. Рядом с учением о восстании и тираноубийстве у многих авторов мы находим последовательную защиту представительного строя в лице кортесов (Риваденейра, Мариана и Маркеса). Некоторые (Витория, Фокс, Контрерас) высказываются против продажи общественных должностей и передачи их по наследству. Общим для всех них являются резкие выпады против системы так наз. «валидос» (доверенных лиц) и фаворитов. Ненависть к фаворитам вообще проходит красной чертой через все политические трактаты эпохи.

В какой же степени экономический и социальный кризис, переживавшийся Испанией, отразился в испанской художественной литературе? Не говоря о плутовской новелле и «Дон-Кихоте» Сервантеса, в течение XVI и XVII веков у многих испанских писателей наблюдается рост ярко выраженных оппозиционных настроений. По мере того как в их сознании стирается образ «Великой Испании — матери других народов» и становится очевидным, что испанцы совсем не тот Израиль, которому бог предназначил владычествовать над другими племенами, отпадает и образ короля-судьи, которому народ добровольно вверяет свою судьбу. На первый план выступает фигура короля-тирана. Процесс этот начинается, конечно, не в XVI–XVII веках; его начало относится к более ранней эпохе. Но резкое выражение он находит, естественно, в период экономического и социального распада. Именно во второй половине XVI века с особой яркостью обнаруживается полное несоответствие между преувеличенными представлениями о величии Испании, испанской культуры, испанской национальности и действительностью. В XV веке знаменитый филолог Элио Антонио Небриха, приветствуя Фердинанда и Изабеллу Католических, говорил им: «Вашими трудами отдельные части и куски Испании, разбросанные повсюду, соединились в одно общее тело и образовали единое королевство. Их форма и сплоченность таковы, что Испания сможет просуществовать много веков, и само время не в состоянии убудет сломать или разъединить их». XVI и XVII века явились как бы живым опровержением этого заявления.