Театр доктора Страха - [2]

Мелькание за окном скоро прискучило Джиму. В кейсе у него лежали кое-какие деловые бумаги, но ему не хотелось вставать и вынимать их прямо сейчас. Вместо этого он принялся разглядывать попутчиков. Остальные, за исключением Фрэнклина Марша, похоже, занимались тем же самым. Марш все еще закрывался газетой, которая должна была свидетельствовать, что он не чета окружающим.

Внезапно Джим встретился взглядом с пожилым иностранцем. В лицо будто слепящая вспышка ударила: Джим ощутил резкую боль, инстинктивное желание зажмуриться, перед глазами поплыли темные пятна. Хотя на самом деле – и это пугало больше всего – взор старика был потуплен, тяжелые веки полуприкрыты, он, казалось, дремал.

Но в подернутом сонной дымкой взгляде крылась зоркая проницательность. Старик успел оценить каждого в купе – Джим был в этом уверен, – и странная грусть, скорее даже некая мрачная покорность легла на морщинистое лицо, затаилась в угрюмой складке губ.

Постепенно поникшая голова старика упала на грудь. Поезд прогрохотал по короткому тоннелю, вагон качнуло на повороте, но старик лишь вздрогнул и задышал чуть тяжелее. Его цепкие длинные пальцы, придерживающие чемоданчик на коленях, непроизвольно разжались. На стыках вагон потряхивало, и чемоданчик постепенно съезжал с колен.

Джим заметил, что молодой американец тоже не спускает глаз со старика. Рано или поздно чемоданчик упадет, и один из них должен будет подхватить его. Американец сидел ближе.

Джим откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза.

Он должен обдумать то, ради чего ехал в Брэдли. Должен достать бумаги, сделать несколько пометок и вообще увязать концы с концами. Но ему никак не удавалось сосредоточиться. Вместо этого он думал о темноволосой женщине с огромными серыми глазами, живущей в сотнях миль отсюда, на Гебридах, – женщине, которую он вряд ли увидит снова.

Конечно, она уверяла, что будет рада видеть его, когда бы он ни пожелал приехать. Но такие слова обычно говорят из вежливости, не придавая им особого значения; да и он не мог воспользоваться приглашением, даже если сделано оно было от всего сердца. Слишком далеко, и повода нет: работы в доме завершены – ничего не поделаешь.

Хотя мысли о ней не покидали его и больше всего на свете он хотел бы знать, действительно ли она так довольна жизнью в уединении, как стремится уверить окружающих.

Миновав на полной скорости несколько мелких станций, поезд замедлил ход, затем снова рванулся вперед. Джим открыл глаза. Чемоданчик старика мягко соскальзывал на пол. Американец попытался подхватить его, но поздно: упав на ребро, чемоданчик раскрылся, и его содержимое вывалилось к ногам шестерых пассажиров.

Фрэнклин Марш, буркнув что-то под нос, раздраженно подобрал ноги. Старик проснулся и, виновато оглядевшись, нагнулся, чтобы уложить свои пожитки обратно.

Музыкант поспешил ему помочь. Присев на корточки, он присвистнул от удивления.

– Какие занятные карты! Хотел бы я знать, как ими играть в покер!

Фрэнклин Марш не смог устоять перед искушением и бросил взгляд поверх газеты.

– Это карты Таро, – высокомерно процедил он.

Вынимая карты из колоды, старик кротко, но проницательно глянул на Марша:

– Вы знакомы с гаданием Таро?

– Этого я не говорил. Но подобные карты уже видел.

Джим посмотрел вниз и заметил визитную карточку, валявшуюся под ногами. Он поднял ее и прочел:

ШАНДОР ШРЕК

ДОКТОР МЕТАФИЗИКИ

– МЕТАфизика? – недоуменно воскликнул Джим. Он никогда не слышал, чтобы в подобных науках присваивалось докторское звание.

– Изучение особых форм скрытого знания, – объяснил Шрек.

– Иначе говоря, вздор! – фыркнул в ответ Марш.

Джим снова прочел имя на карточке. Почему-то оно вызывало в нем неясную тревогу.

– Шрек – это немецкое имя, не так ли? – неуверенно произнес он.

– Совершенно верно.

– Оно означает… испуг. Или растерянность… Что-то вроде этого?

– Более точный перевод, – с видимой неохотой сказал Шрек, – будет… страх. – Он виновато улыбнулся – скорее самому себе, чем окружающим, как будто предупреждая возможные насмешки. – Неудачное имя, ведь я – сам видите – тишайший из смертных.

Он сложил свои нехитрые пожитки в видавший виды чемоданчик и закрыл его, оставив только карты Таро.

– Тем не менее, – продолжил он тем же спокойным тоном, – иногда мне случается ПРЕДСКАЗЫВАТЬ… гм… довольно пугающие вещи.

Джим обменялся лукавой улыбкой с американцем, сидевшим напротив.

– Предсказывать? С помощью этого? – Музыкант кивнул на карты.

– Да, это ключ.

– Ключ к чему?

Шрек заколебался. По-видимому, он пытался решить, стоит ли продолжать разговор со скептиками. Ибо все они, несомненно, были скептиками. Даже если он не заметил снисходительных усмешек, которыми они обменялись, то должен был почувствовать насмешливое недоверие в тоне вопросов.

И все же от доктора – и это почему-то тревожило Джима – исходила спокойная уверенность. Уверенность, придававшая ему величие и лишавшая окружающих возможности откровенно посмеяться над чудаковатым стариком. Какими бы абсурдными ни казались его утверждения, он несомненно верил в то, что говорил.

– Это древнее знание, – вымолвил наконец Шрек. – Карты Таро есть символы величайшей книги жизни, дающей ответы на глубочайшие вопросы истории и философии, вопросы о сущности бытия. И иногда… иногда они предсказывают судьбу.