Те, кто любит - [31]

— Зависит от того, как умно себя поведешь. Три-четыре недели в госпитале, еще две-три дома для выздоровления, не принимая посетителей. — Он бросил быстрый взгляд на Абигейл. — На самом деле никого! Эта проклятая болезнь передается даже на последней стадии.

Абигейл принялась считать на пальцах, спрятанных в подоле платья. По выражению лица Джона Адамса она поняла, что он также занимается подсчетом. Через шесть — восемь недель наступит середина апреля.

Больницы Бостона были полны, а врачей крайне не хватало. В какой-то момент показалось, что эпидемия оспы отступает. Затем она вновь усилилась. Из небольших городков Массачусетса были посланы в Бостон около двадцати врачей для проведения прививок.

Коттон Тафтс поехал первым после такой суровой диеты, что, как заметил Джон, его свалит с ног даже небольшой порыв ветра. Лишь 13 апреля Джон наконец отправился в Бостон.

— Сожалею о задержке, — объяснял он. — Мне пришлось выжидать составления судебных повесток. Я хотел накопить деньги на расходы.

— Ты не мог знать, что они никогда не попадут в суд.

— Мне не разрешат изучать дела и работать. Моим главным занятием будут письма к тебе.

Она не сознавала, как натянуты ее нервы, пока не села писать письмо кузине Коттон, чтобы передать ей вести из дома Тафтса. Ее тетушка страдала зубной болью, да и в любом случае не любила писать письма. Она попросила Абигейл написать Коттону:

«С момента Вашего отсутствия я была очень прилежной и посещала Вашу жену почти ежедневно. Она поручила мне написать Вам от ее имени, но я сказала, что у меня нет в настоящее время склонности… переписываться с любым мужчиной на правах жены. Кроме того, у меня не было мужа и я не знаю, как в таком случае обращаться».

Она откинулась на спинку стула и подумала: «Не очень-то вежливо с моей стороны. Прочитавший это чужой человек может вообразить, что я жалуюсь, а это ведь не так».

Она размечталась, фантазировала, будто Джон Адамс не затягивал свадьбу. Разве ожидание — потеря? Не может того быть, иначе что было бы с чудесным словом «терпение»?

Им было трудно разлучиться, особенно в связи с тревожными письмами Джона до его отъезда из Брейнтри. Его контора неожиданно стала «притоном воров и сценой менял». Очевидно, его соседи предъявляли счета, полагая, что он умрет. Лишь его последнее письмо ободрило ее. Он закончил его словами «уважение, любовь и восхищение», которые способны поднять дух девушки в дни одиночества.

Ее мать проявила нежность. Миссис Смит вошла в спальню Абигейл, когда та писала. Абигейл заколебалась, держа перо в руке. Мать оказалась на высоте, сказав:

— Передай мистеру Адамсу мои наилучшие пожелания.

Абигейл импульсивно обняла мать.

— Ты добрая и заботливая, я люблю тебя.

— Я также люблю тебя, моя дорогая, хотя порой ты слегка сомневалась в этом. Я прошу тебя только об одном: удостоверься, что Том тщательно обкуривает все письма мистера Адамса, прежде чем ты их вскроешь.

— Мистер Адамс сам обкуривает их.

Ей сделали прививку в его отсутствие, Джон Адамс выполнил свое обещание и описал ей все подробности операции. Доктор Перкинс надрезал ланцетом кожу на левой руке, подождал, когда выступит кровь, а затем ввел зараженную иглу в ранку. На царапину была наложена ватка, на нее мягкая ткань, и все это — забинтовано. Брату Джона такую же операцию сделал молодой врач по имени Джозеф Уоррен, по описанию Джона, «красивый, высокий, вежливый, бледнолицый… джентльмен». Им дали некоторое количество красных и черных пилюль, а затем позволили бродить по дому, под крышей которого находилось десять человек, не получивших прививки.

Она посылала Джону табак, свежее молоко, яблоки. Он успешно выдержал «приступ дрожи и приступ высокой температуры, потерю аппетита» и оспу, какой он мог похвастаться: «Около восьми — десяти язвочек… две из них на лице, остальные рассыпаны по телу. Они подсыхают хорошо и регулярно».

Когда он вернулся в Брейнтри, то его заперли в комнате материнского дома. Было тяжело не видеть его, даже через окно. Наступило лето, прежде чем они встретились.

Энергия бурлила в нем, когда он прижимал ее к своей груди. Они снова уселись на уголок софы в гостиной дома священника, она положила голову на его плечо.

— Восхитительная мисс, позвольте мне убрать с пути неприятное, прежде чем перейдем к приятному. Ты помнишь, что некоторые из моих… ну, оппонентов в Брейнтри перед моим отъездом в Бостон приставали ко мне из-за денег. Это и стоимость госпиталя в Бостоне… у меня почти не осталось наличных средств.

— Деньги! Они вечно требуют пополнения. Так будет всегда?

— Нет. Я намерен добиться самой выгодной практики в Массачусетсе. У меня несколько важных дел к осенней сессии суда. Начнем немедля приготовления. Я подберу солидную мебель в Бостоне по твоему вкусу. Мы поищем в округе хорошую девушку, которая будет жить у нас и помогать тебе.

— Когда, по твоему мнению? — спокойно спросила она.

— Скажем… октябрь? Конец октября. К этому времени я встану на ноги и у нас будет все, что требуется для начала.

— Во всяком случае, ты так хочешь.

Лето пролетело быстро. Элизабет Смит была верна своему слову и помогла Абигейл приобрести оловянную столовую посуду, стаканы, плошки, серебряные кувшины, прялку, внутренние решетки камина, мехи, чугунок с ножками, под который можно подгребать тлеющие угли. Джону удалось наскрести денег, чтобы купить для их северной спальни высокую кровать, шкаф, ночной столик, кресло и небольшие коврики на пол.