Те, кто любит - [29]

— Это делает нашу адвокатуру профессиональной. Мы получим шанс установить этические нормы и юридическую процедуру.

Его радость была недолгой. В первую неделю февраля он возвратился из Бостона помрачневший от разочарования и ярости.

— Надули! Одно ядовитое дуновение Отиса — и вся система рассыпалась в прах.

— Твой друг Джеймс Отис, который помог тебе принести присягу? Ты считал его лидером в политике и в юриспруденции.

— Больше не считаю. После того как Гридли зачитал судьям наши правила, назвав их «нормами, не допускающими исключений, согласованными адвокатурой», поднялся Отис и заявил, что не голосовал за подобные правила, что они направлены против юриспруденции и против прав человека. Судьи отвергли нормы. От нас выступил Течер, воскликнув: «Кто проголосует за то, чтобы он получил пост старше полицейского, достоин анафемы!»

Абигейл не могла сказать точно, когда начались малоприятные изменения. В эту весну он работал крайне напряженно, и если она реже, чем прежде, встречалась с ним, то полагала, что вызвано это постоянными поездками в Бостон. При встречах он был по-прежнему страстным, но обходил в разговорах дату свадьбы.

Быстро наступило лето, жаркое и расслабляющее. Хотя Джон часто бывал мрачным, он не скрывал своего удовлетворения, когда в «Бостон газетт» в номере от 18 июля был опубликован его очерк по сельскому хозяйству за подписью Хемфри Плафджоггера. Использование псевдонимов стало обычной практикой. Она знала, что он старательно учится и, появляясь в Уэймауте в конце недели, привозит книги в своей седельной сумке.

Абигейл не была склонна к сомнениям и беспокойству. Она чувствовала себя превосходно с тех пор, как заявила: «Я люблю», и в ответ услышала: «Ты любима». У нее было достаточно энергии и уверенности, чтобы не обращать внимания на то, что Адамс спокойнее смотрит на их взаимоотношения. Она не подавала вида, заметив некоторое охлаждение его пыла.

Она знала, что он все время беспокоится о деньгах. Массачусетс понес финансовые потери после окончания французской[11] и индейской войн. Несколько банков закрылись, денег было мало, и в суды передавались лишь неотложные дела.

— Дело вовсе не в том, что я не могу заработать как юрист, — ответил он на ее робкий вопрос, — а в том, что у меня уйма крайне важных предназначений для каждого заработанного фунта: дом нуждается в покраске внутри и снаружи; надо отгородить комнату в пристройке и у южной стены выложить камин. В гостиной есть софа, а наверху нет никакой мебели. Ферма не станет самоокупаться, если я не расчищу новые поля и не пророю ирригационные каналы. Из Англии поступают книги, которые я должен купить. Они дорогие, но мне нужны, если я хочу знать больше других о праве. Кажется, что моим потребностям нет конца: растут быстрее доходов.

У нее было больше понимания положения, чем возможности его утешить. Этот горький процесс будет бесконечным, ибо потребности Джона приобретать, улучшать, инвестировать, коллекционировать были столь же сильны и имели ту же самую причину, по которой он хотел знать больше, чем другие. Обнищание не означало для Джона Адамса, что у него не было средств на еду и крышу над головой, оно означало, что он не имел достаточно денег, чтобы немедленно реализовать свои надежды на будущее.

При всем ее долготерпении Джон сумел ее расстроить. Однажды в августе он пообещал навестить ее, но не появился и не сообщил о причине. Она подумала, что заболел; он жаловался на расстройство желудка, применял рвотное для его очистки и неделями питался только молоком и хлебом. Она полагала, что если он на самом деле заболел, то поставил бы ее в известность.

К вечеру она сильно разволновалась и не была уверена, сказал ли он ей: «Я приеду в Уэймаут в субботу», или же ей так показалось, поскольку он навещал ее по субботам. Она села за письменный стол в спальне и написала ему письмо:

«Уэймаут, 13 августа 1763 года

Мой друг! Если бы я была уверена, что твое сегодняшнее отсутствие вызвано ожиданием компании или выполнением хорошей работы, я, признаюсь откровенно, была бы более спокойна, чем сейчас. Однако беспокойство возникает не по поводу невнимания или пренебрежения, а из-за тревоги, не заболел ли; ведь ты говорил, что только это может тебе помешать…»

Ответа долго ждать не пришлось. Его привез Коттон Тафтс, возвратившийся из Бостона. У нее сердце оборвалось, когда она почувствовала формальный тон письма, не содержавшего ни приветствия, ни ласковых слов. Он не приехал потому, что в субботу и воскресенье его навестил старый друг. Записка заканчивалась обещанием, что будет послушным и приедет из Бостона в Уэймаут на следующей неделе.

Ей не понравилась фраза «будет послушным». Он приедет к ней потому, что она этого потребовала! Она мысленно ссорилась с ним, и ее раздражение проявлялось в резких движениях, когда она занималась домашними делами. Но к концу следующей недели вновь восторжествовал присущий ей здравый смысл.

Она больше не думала об инциденте и, следовательно, была не подготовлена к его письму из Джермантауна, написанному в следующую субботу утром в комнате для гостей в доме ее сестры Мэри. Он не продолжил путь от Джермантауна до Уэймаута, потому что «плавание на весельной лодке и пеший переход между ними обескураживают уставшего путешественника».