— Ты уверена, что можешь вернуться к простой, неприхотливой жизни?
— Ух, мне известны слухи в Брейнтри: дескать, я вернусь домой с беспримерной роскошью и экстравагантной. Но обещаю своим землякам, они этого от меня не получат. А как насчет тебя, Джон?
Он отвернулся от нее, смотря через окно кареты, немало повозившей их по Франции и Англии, а сейчас медленно поднимавшейся по холму к тенистому лесу. Когда он вновь повернулся к ней, его лицо было серьезным, но глаза того же светло-зеленого цвета, что и весенняя трава Южной Англии.
— Я намерен удалиться в Брейнтри как частное лицо. Никто не должен опасаться, что я позарюсь на его пост.
— Разумеется, ты можешь получить какую-нибудь должность?
— Сомневаюсь. Я всегда действовал слишком открыто и откровенно, чтобы завоевать популярность соотечественников.
— Новая Англия знает цену тебе.
— Возможно. Но я растратил ее за четырнадцать долгих лет служения нашему правительству. Кроме того, мои монархические принципы подвергаются критике.
— Тучи пройдут.
— Я никогда не смогу скрыть, что чувствую сердцем и что, по моему мнению, идет на пользу и обеспечивает счастье моим соотечественникам, даже если меня станут соблазнять самыми высокими постами в Соединенных Штатах.
Абигейл напряженно всматривалась в его лицо.
— Верю, что ты говоришь искренне, Джон.
— Да. Вот уже десять лет, как я не был в стране. Мне нужно время, чтобы вновь врасти в нее. Я хочу привести ферму в рабочее состояние, пополнить библиотеку дома Борланда, когда правительство выплатит мне долг. Если нам потребуются деньги для учебы мальчиков, то я займусь посильной правовой работой. У меня нет иного желания, как прожить спокойно со своей семьей в качестве фермера и, быть может, писателя-историка.
Абигейл сидела спокойно, под полом скрипели колеса кареты, спускавшейся с холма. Она прошептала:
— Мы прожили наполненные событиями годы. Теперь мы будем снова вместе на своей собственной земле. Бог избавил нас вовремя.
