Тающий человек - [7]

— Неплохо, — сказал О'Дауда. — Вам могут приготовить ее на ужин. Мой шеф-повар великолепно запекает рыбу с пармезанским сыром, имеющим потрясающий аромат. Но он ничуть не забивает аромат рыбы. Просто приятно подчеркивает его. Вы успели рассмотреть человека, который стрелял в вас?

— Нет, не успел. Прежде чем я смог приблизиться к нему на достаточное расстояние, он уже отъехал. Однако я подумал, что он может вернуться.

— Он не вернется.

— Рад это слышать.

— В любом случае он охотился не за вами. Ему был нужен я. Просто ошибся целью. Был плохо проинструктирован.

Мы были уже почти у самого берега, поросшего деревьями. О'Дауда сделал аккуратный заброс и мушки опустились на воду рядом с группой береговых лилий. Через мгновение он уже вываживал подсеченную рыбу и, наконец, в подсачке у Тиша заворочалась большая форель-пеструшка. Наблюдая за О'Даудой, я думал, насколько плохо должен быть проинструктирован человек, чтобы перепутать меня с ним. Если я возьму эту работу, размышлял я, то будет приплюсована существенная сумма за риск.

Мы проловили еще час. О'Дауда вытащил три пеструшки. Я поймал одну пеструшку, а затем зацепил что-то, что в итоге сломало мое удилище и ушло.

— Должно быть, крупная была, — сказал я.

— Вы немного поторопились, — заметил Кермод.

— Недостаток практики, — сказал О'Дауда. Затем он повернул голову в мою сторону и пристально посмотрел на меня. — Легко вытащить мелкую рыбу. А большую рыбу... ну, здесь элемент времени изменяется не в арифметической, а в геометрической прогрессии. Для большой рыбы требуется время и терпение. Вот почему я — миллионер. — Он засмеялся. Это был звук водяного потока, быстро заполняющего подземный тоннель. Мне не понравился этот звук и у меня возникло сильное ощущение, что и он сам мне не нравится.

О'Дауда посмотрел на свои часы и кивнул Кермоду. Тот нагнулся к корзине, вытащил переносной переговорник и произнес в него:

— Машину мистера О'Дауды. Через пять минут.

Он убрал переговорник на прежнее место, и мы погребли к пирсу.

О'Дауда заметил, что я смотрю на корзину, и сказал:

— Время и терпение, мистер Карвер. И постоянный контакт с внешним миром. Жизнь полна неожиданностей и непредвиденных обстоятельств.

Я не ответил. Я был, в принципе, согласен с данной философией. Но чтобы позволить себе исповедовать ее, нужно быть миллионером.

Когда мы подошли к круглой площадке у дамбы, там нас уже поджидал большой темно-синий многоместный фургон “Форд Зефир”. За рулем сидел маленький опрятный человек лет сорока. У него были небольшие топорщащиеся усы, крупные зубы и жесткие агатовые глаза, которые он увлажнял, постоянно моргая. Нас не представили друг другу, но из разговора я понял, что его зовут Денфорд и что он — секретарь О'Дауды.

По дороге к особняку произошел лишь один небольшой разговор между О'Даудой и Денфордом.

— Я хочу получить исчерпывающую информацию относительно того, как этот парень попал вовнутрь, Денфорд, — сказал О'Дауда.

— Это общественная верховая тропа, сэр. — Его голос, даже в разговоре с О'Даудой, был отрывистым и резким, как и со мной по телефону. — У нас нет законных прав, чтобы закрыть ее.

— Тогда найдите какой-нибудь другой способ.

И точка. Миллионерово решение. Нет законных прав — найдите какой-нибудь другой способ.

Особняк был большим квадратным каменным строением. По небольшому створчатому проходу мы попали во внутренний двор, вымощенный крупной брусчаткой, через который проходила узкая, слегка приподнятая дорожка. На ее балюстраде через каждые несколько метров стояли классические обнаженные скульптуры, главным образом, женские, с невыразительными лицами и большими бедрами. За входными дверями из красного дерева, которые, как я узнал позже, были укреплены стальными вставками, находился вестибюль. О'Дауда и я вошли в лифт, поднялись на два этажа и оказались в длинной картинной галерее. Нас ожидал слуга, и О'Дауда дал ему указание проводить меня в отведенную мне комнату. Он кивнул мне и пошел в направлении, противоположном тому, в котором двинулся слуга. Я последовал за слугой, осторожно ступая по идеально отполированному полу, чтобы не поскользнуться.

— Ужин, — уходя, сообщил мне слуга, — будет через час.

— Лучше оставьте мне карту данного места, иначе я заблужусь.

— В этом нет необходимости, сэр. — Он ушел.

У меня была спальня и ванная. Из окна спальни был виден парк. За окном находился небольшой балкон, но для шезлонга места было достаточно. Стоя на балконе, я узнал, что все остальные комнаты в этом крыле имеют такие же балконы.

На убранной кровати были разложены мои брайтонские пижама и халат. На невысоком трюмо лежали сигареты и на серебряном подносе стояли стакан, графин с водой, содовая, лед и четыре бутылки. Ковер издавал легкие свистящие звуки при каждом моем шаге. На стенах висели две акварели, на которых были изображены рыбные угодья, и каждый предмет имел на себе хорошо ухоженный налет времени. Ванная была наполнена сверканием хрома и мрамора, а туалетный бачок издавал при спуске воды тихий вздох. Банное полотенце было таким большим, что управиться с ним, требовался второй человек. Я закончил осмотр всей этой роскоши и вернулся к серебряному подносу, чтобы налить себе виски с содовой. Под бутылкой содовой лежал маленький клочок картона, на котором чернилами было написано следующее послание: