Тайпи - [41]

Затем Джимми спросил Тоби, хочет ли он уехать с острова. Если хочет, то в соседней гавани стоит судно, на котором не хватает людей, и он может взять его с собой и проводить на борт в этот же день.

— Нет, — сказал Тоби, — я не могу уехать с острова, если мой товарищ не уедет со мной. Я оставил его с больной ногой в долине, потому что туземцы не пустили его сюда. Давайте пойдем в долину и захватим его с собой.

— Но как же он переправится с нами через перевал, даже если мы и доведем его до берега? — возразил Джимми. — Лучше оставить его до завтра, и я привезу его в Нукухиву на лодке.

— Это не годится, — ответил Тоби, — пойдем сейчас же со мной и приведем его во всяком случае сюда.

Сказав это, Тоби спешно повернул обратно на тропинку, ведшую в долину. Но едва он сделал несколько шагов, как десяток рук схватил его, и он почувствовал, что ему не дадут сделать ни шага дальше.

Напрасно он боролся с ними, они и слышать не хотели о его уходе с берега. Удрученный этим неожиданным препятствием, Тоби стал заклинать моряка отправиться за мною. Но Джимми возразил, что в том настроении, в каком находились тайпи, они не позволили бы ему сделать это. Хотя раньше он утверждал, что туземцы не могут причинить ему никакого вреда.

В ту минуту Тоби мало думал о том, что Джимми просто негодяй, — в этом он убедился впоследствии, — который хитростью заставил туземцев остановить Тоби, когда тот пошел за мною. Старый матрос знал хорошо, что островитяне никогда не согласились бы отпустить нас обоих, и поэтому хотел захватить с собой одного Тоби. Все это он делал с целью, которая стала ясна только впоследствии. Во всяком случае, в то время товарищ мой не знал ничего.

Он все еще боролся с островитянами, когда Джимми снова подошел к нему и посоветовал не раздражать туземцев, говоря, что он этим лишь ухудшает дело и для меня и для себя. «Ведь если туземцы придут в бешенство, то может очень плохо кончиться». Наконец, Джимми усадил Тоби на сломанное каноэ, около кучи камней, на которой возвышался маленький разрушенный храм: он держался подпертый четырьмя веслами и спереди был завешен сетью. Здесь встречались рыболовы, возвращавшиеся из открытого моря; их скудные приношения лежали внутри храма на черном гладком камне перед божком. Джимми сказал, что место находится под охраной табу и что никто не тронет их, и даже не приблизится к ним, пока они стоят в тени храма. Затем старый матрос вступил в серьезный разговор с Моу-Моу и некоторыми другими вождями, после чего объявил Тоби их решение: туземцы не позволяют ему возвращаться в долину, и нам обоим, ему и мне, придется плохо, если Тоби долго еще будет торчать на берегу.

— Поэтому нам лучше сейчас же отправиться в Нукухиву через перевал, а завтра я привезу Томмо, как они его называют, морем. Они обещали принести его сюда на берег рано поутру, так что никаких препятствий к его отъезду не будет, — заключил Джимми.

— Нет, нет, — в отчаянии повторял Тоби, — я не покину его так! Мы должны бежать вместе!

— Тогда для вас нет надежды! — воскликнул матрос. — Ведь если я оставлю вас здесь на берегу, вас сейчас же после моего отъезда затащат обратно в долину, и тогда уже ни один из вас никогда больше не увидит моря.

И он стал божиться и клясться, что если только Тоби отправится сейчас в Нукухиву, то он может быть уверен, что завтра я уже буду с ним.

— Но почем вы знаете, что они принесут его завтра на берег, если они не хотят этого сделать сегодня? — возразил Тоби.

У моряка, однако, был целый запас доводов, и все они были основаны на таинственных обычаях островитян, доселе неведомых Тоби. Действительно, их поведение, особенно их запрещение вернуться в долину, было для него совершенно непонятно. Моментами ему все же приходило в голову, что старый моряк обманывает его. Но даже если это и так, все же, попав в Нукухиву, он легче сможет оказать мне впоследствии помощь. В то же время он боялся, что туземцы поспешат прикончить меня до его возвращения.

Мой бедный товарищ был в полном смятении; он не знал, что делать и у кого просить совета. Он был один, сидел на разбитом каноэ и никому не было дела до его сомнений. Туземцы толпились на некотором расстоянии от него и не спускали с него глаз.

— Становится поздно, — сказал Джимми. — До Нукухивы далеко, и мне нельзя проходить по стране гаппаров ночью. Вы сами видите: если вы пойдете со мною, все будет хорошо. А если не пойдете, пеняйте на себя: обоим вам придется навсегда остаться здесь.

— Ничего не поделаешь, — с тяжелым вздохом сказал, наконец, Тоби. — Мне приходится верить вам.

— Теперь идите рядом со мною, — сказал моряк, — и давайте двигаться быстрее.

Тут появились Тайнор и Файавэй; добрая старая женщина, узнав, что Тоби собирается уходить, бросилась к нему и расплакалась. А Файавэй, огорченная не меньше, чем старуха, сказала несколько английских слов, которым она научилась от нас, и показала Тоби три пальца: через столько дней он должен вернуться.

Наконец, Джимми вытолкал Тоби из толпы и, подозвав к себе молодого островитянина, стоявшего неподалеку с поросенком в руках, тронулся с ними в путь.