Тайпи - [19]

Он приближался, окруженный островитянами, неся в одной руке небольшой свернутый плащ, а в другой длинное и богато разукрашенное копье. Он держался, как путешественник, знающий, что подходит к месту удобного отдыха на своем пути. Ежеминутно он оборачивался к толпе и давал, казалось, блестящие ответы на непрерывные расспросы, возбуждавшие в ней взрывы неудержимого веселья.

Пораженный его поведением и своеобразной внешностью, столько непохожей на внешность наголо бритых туземцев с татуированными лицами, я невольно поднялся при его входе и предложил ему место на циновках рядом со мной. Но не удостоив вниманием мою учтивость или хотя бы мое присутствие, чужестранец прошел мимо, даже не взглянув на меня, и опустился на другой конец ложа, тянувшегося вдоль всего жилища.

Я был удивлен и возмущен. Обращение со мною местных жителей учило меня ожидать от всякого, вновь являющегося, проявления любопытства и почтения. Однако странность поведения пришельца пробудила во мне желание узнать, кто эта замечательная личность, овладевшая всеобщим вниманием.

Тайнор поставила перед ним тыкву с пои-пои, и гость начал есть. Наблюдая поразительную преданность ему туземцев и их временное пренебрежение мною, я почувствовал себя оскорбленным. «Слава Томмо прошла. И чем скорее он уйдет из этой долины, тем лучше». Таковы были мои чувства в тот момент, и они поддерживались славным принципом, присущим всем героическим натурам, — или получить большую часть пудинга, или уйти совсем без него.

Марну, удовлетворив свой голод и затянувшись несколько раз из трубки, начал что-то рассказывать и окончательно завладел вниманием своих слушателей. Хотя я и мало понимал язык, однако по оживленной жестикуляции и выражению лица рассказчика (его движения и изменения в выражении лица, как в зеркале, отражались на слушателях) догадывался, о чем идет речь и какие страсти он старается возбудить. Из частого повторения слов «Нукухива» и «франи» (французы) и несколько других слов, значение которых мне было известно, я понял, что он рассказывает о событиях, недавно происшедших в соседних бухтах. Он подробно говорил о нападениях французов, о притеснениях туземцев, о посещении ими различных гаваней; затем, вскочив и наклонившись вперед, он осыпал французов страстными проклятиями. Он призывал тайпи оказать сопротивление, напоминая им, что до сих пор одно имя их удерживало французов от нападения, и с насмешкой говорил о трусости французов, не решающихся со своими пушками напасть на голых воинов этой долины.

Но я не мог понять, откуда он все это знает, если он не пришел только что сам из Нукухивы. Последнее предположение подтверждалось и его запыленным видом. Но если он родом оттуда, то почему он встретил такой дружеский прием у тайпи? Эффект, произведенный его речью, был поразителен; все слушатели как один вскочили с мест, глядя на него сверкающими глазами, как если бы они слышали вдохновенный голос пророка.

В течение всего этого времени он ни разу не удостоил меня взглядом. Казалось, он действительно не подозревал о моем присутствии. Я терялся в догадках, как объяснить его странное поведение. Я видел, что он пользовался среди туземцев большим влиянием, что он обладал недюжинными способностями, что он одарен был большими знаниями, чем прочие жители долины. Из-за этого я начал побаиваться, чтобы он, питая по той или иной причине недружелюбное чувство ко мне, не обратил своего влияния против меня.

Он, несомненно, не был постоянным жителем долины, но откуда же мог он явиться? Тайпи были со всех сторон окружены вражескими племенами, и как могло случиться, что он, принадлежащий к одному из них, принят с такою сердечностью? И как объяснить его необычайную внешность? Все было мне совершенно непонятно, и я с большим нетерпением ждал решения загадки.

Наконец, по некоторым указаниям я понял, что я был предметом его замечаний, хотя он старательно избегал произносить мое имя или хотя бы смотреть в мою сторону. Вдруг он поднялся с циновок, все еще продолжая беседу и не глядя на меня, подошел ко мне и сел на расстоянии ярда от меня. Я едва оправился от изумления, когда он внезапно повернулся и с самым благодушным выражением лица приветливо протянул мне правую руку. Конечно, я принял этот дружественный вызов, и, как только наши ладони соприкоснулись, он наклонился ко мне и проговорил несколько нараспев по-английски:

— Как живешь? Давно ли ты здесь? Нравится тебе эта бухта?

Если бы я был одновременно пронзен тремя копьями гаппаров, я бы не был ошарашен больше, чем при этих простых вопросах. На минуту я прямо оторопел и затем ответил что-то, сам не помню что. Но как только самообладание вернулось ко мне, меня пронзила мысль, что от этого человека я могу узнать все относительно Тоби, что до сих пор — как я подозревал — скрывали от меня туземцы. Поэтому я тотчас же начал расспрашивать о моем исчезнувшем товарище, но он ничего не знал по этому поводу. Тогда я спросил его, откуда он пришел. Он сказал, что из Нукухивы. Когда я выразил ему свое удивление, он посмотрел на меня с минуту, как бы веселясь от моего недоумения, а затем живо воскликнул: