Тайпэн. Миротворец - [35]

- Как–то я избил тайпэна, оставшегося без своего меча. Посмотрим, что теперь я сделаю с колдуном без его зачарованного посоха.

Кусок деревяшки полетел на пол, а ладони монаха сложились в молитвенном жесте.

- А я ведь чуть не забыл, где и как тебя обучали, — усмехнулся Фуян. — Вижу, монахи Рякудзи по–прежнему хорошо знают свое ремесло в деле выковывания человеческих клинков. Так чего же ты ждешь, тайпэн?

Хань ударил темного служителя в лицо, грубо и прямо, без лишних изысков. Голова Фуяна дернулась в сторону, легко уходя от кулака в латной перчатке. Весь остальной проверенный и отточенный комплекс ударов, которые Ли обрушил на врага следом, так же пропал впустую. Монах извивался и отступал, словно играя с противником, и только когда ему это надело, ответил не менее длинной серией приемов, куда более точных, опасных и быстрых. От каждого касания нечистого, которое он не успевал заблокировать, по телу Ханя расползались огненные волны боли. Пальцы монаха, сложенные горстью, коснулись левого локтя тайпэна и, несмотря на доспех, рука Ли обвисла плетью, мгновенно превратившись в бесполезный груз. Удар в бедро заставил онеметь разом всю ногу, ребра будто бы покрылись длинными иголками, ворочавшимися в груди, а напоследок Фуян решил ответить тем, с чего сам Хань и начал. Кулак, заехавший в лицо императорского вассала, швырнул его обратно в разломанные остатки шкафа. Из носа у Ли хлынула кровь, мешая нормальному дыханию, а в глазах застыла нехорошая пелена, имевшая все тот же кровавый оттенок.

Монах удовлетворенно вздохнул, но сиплый хрип вновь привлек его внимание. Превозмогая всю боль и слабость тела, Хань вновь попытался встать, правда, на этот раз он сумел лишь приподняться и сидя привалиться спиной к стене.

- У тебя поразительная сила воли, императорский пес. Как жаль, что мы не встретились раньше и при других обстоятельствах, я смог бы сделать из этого материала хорошего воина разрушения. И все же, — пожал плечами Фуян, — я должен сдержать свое слово.

Пальцы проклятого переплелись в том же странном жесте, который сразил Ёми. Нагнувшись над Ли, уже почти провалившимся в беспамятство, монах поднес кисть ко лбу своего противника.

- То… йяяяя!

Крик боли, вырвавшийся из уст Фуяна, такого спокойного, мудрого и несокрушимого еще мгновение назад, невольно привел Ханя в чувство. Слишком устав, чтобы удивляться, Ли увидел прямо перед собой руку монаха, которую сжимала его собственная ладонь. И сжимала она ее совсем не просто так. Темный служитель, отскочив от врага, будто дикий зверь от открытого пламени, с исказившимся лицом смотрел на пальцы своей правой руки, четыре из которых были теперь переломлены.

С огромным трудом тайпэн Империи, пошатываясь, снова поднялся с пола и посмотрел на духовного лидера ётёкабу пустым затуманенным взглядом. С силой выдохнув через распухшие ноздри какие–то кровавые сгустки, Хань шагнул вперед, едва не завалившись в бок, и вновь попытался ударить. Противник перехватила кулак Ли здоровой рукой, но одновременно с этим левая конечность тайпэна, бесчувственная и бесполезная, хлестко ударила Фуяна в ухо с разворота, как тяжелый крестьянский кистень. Пошатнувшись, монах пропустил следующую атаку, и колено Ли врезалось ему в пах. Затем последовал полновесный удар снизу в подбородок, в который Хань вложил уже все последние остатки сохранившихся сил. Чувствуя, что вот–вот потеряет сознание, победитель сделал еще один шаг и с каким–то пугающим безучастным презрением наступил поверженному врагу на горло каблуком своего подкованного сапога. Кадык монаха с хряском проломился вовнутрь, но Хань продолжал давить, пока не услышал хруст позвоночника, и лишь потом позволил себе рухнуть на ковер мешком синяков и переломанных костей.

Неприятное чувство поселилось в груди у Борынчи ровно с того момента, как куратор отправил его на то задание в монастырь. Казалось бы, что проще — пройти на территорию обители, подняться на ближайшую пагоду, дождаться выхода цели и отправить к предкам очередного слишком глупого или гордого наглеца, вставшего на пути у организации? Ровно до момента выстрела все шло просто идеально, но грызущее ощущение между ребер уже тогда стало давать о себе знать. С двумя доверенными бойцами куратора, Борынчи проник в монастырь, переодевшись паломниками. Тяжелый штурмовой самострел они пронесли под одеждой в разобранном виде. Позиция была просто отменная, оставалось лишь ждать. Молодой парень в сером суо появился на третьем этаже гостиничного дома напротив и долго метался по комнате, так и не приблизившись к окну достаточно близко, а стрелять в движущуюся мишень Борынчи не рисковал, несмотря на все свое мастерство. Для такой роскоши, как вторая попытка, расстояние было не позволительным. А потом случилось то, что случилось, и девица, которую ётёкабу вообще не принимали в расчет, оказалась не так проста. Скоростной спуск кувырком по лестницам башни и побег с территории монастыря прошли на одном дыхании, и только тогда Борынчи сообщили в кого же он стрелял.

Информация в клане всегда выдавалась по мере «необходимого знания», и до этого дня такой порядок вещей казался стрелку–убийце вполне правильным, но услышав имя Ли Ханя, он резко переменил свое мнение. Это может быть Фуян и прочие «офицеры» могли не бояться мертвых демонов и колдуна–тайпэна, а вот простому хшмину, умеющему лишь попадать из любого стрелкового оружия в яблоко с трех сотен шагов да хорошо варить мясную похлебку, следовало порядком опасаться за свою шкуру, бросая вызов таким противникам. Его волнение заметили, но уже никакие уверения, что смерть настигнет Ханя в ближайшие дни, не могли избавить Борынчи от страхов, поселившихся в душе. Кто знает, чтобы произошло, столкнись он в тот вечер в «Пурпурном лотосе» не с наемниками Джао, ворвавшимися на кухню, а с самим императорским полководцем.