Тайпэн. Миротворец - [2]

Поклонившись, шаман вернулся к походному столу, на котором уже было разложено все необходимое. Искры огнива разожгли синее пламя двух спиртовых горелок, над каждой из которых была установлена специальная керамическая подставка. Две порции зелья, взятые из фляг тиданей, прокравшихся этой ночью к загону, были разлиты в небольшие чашки. Перелив содержимое одной из них в шарообразную реторту из тонкого имперского стекла, шаман установил ее над огнем, так чтобы длинное узкое горлышко непременно смотрело бы на круглое отверстие в крыше юрты, предназначенное для выхода дыма.

На вторую подставку заклинатель поставил глиняную плошку с несколькими кусочками сырого железа. Чем горячее они прогрелись бы, тем быстрее была бы видна реакция, если первый опыт все–таки подтвердится. Некоторое время ушло на приготовление нужного реагента. Вернувшись с ним к реторте, шаман мерной костяной ложечкой зачерпнул розового желейного вещества из керамического горшочка и аккуратно сбросил его в уже кипевшую отраву, стараясь не касаться прозрачных стенок.

Жидкость в сосуде буквально взбурлила, но белесая дымка, поднимавшаяся по стеклянному желобку, не изменила ни цвета, ни плотности. Только повторив свой опыт и убедившись в неизменности результата, шаман снял реторту с огня. Стянув тугую полотняную маску, внутри которой был зашит мешочек с угольной пылью, и, бросив ее на стол, заклинатель продолжил свои исследования.

Теплые кусочки необработанной руды опустились на дно второй чашки с ядом, затем туда же упало несколько зеленоватых капель раствора из медной соли. С определенной долей удовлетворения шаман наблюдал за тем, как железо начинает покрываться коркой рыжего налета. Теперь сомнений уже не оставалось. Погасив спиртовки, заклинатель снял свои перчатки из змеиной кожи, подбросил в курильницы новую порцию ароматических трав и вознес благодарность духам–покровителям, пообещав им двойные дары на вечерней церемонии почитания.

Каган ждал его, прохаживаясь вдоль порога юрты и нервно вертя в руках широкий отцовский нож с рукоятью из сайгачьего рога. Несколько нойонов* переминались с ноги на ногу неподалеку.

- Я установил, что это за отрава, Тимур–ага, — ободряюще улыбнулся ему шаман. — И я знаю, как изготовить противоядие из имеющихся у меня средств.

- Превосходно, нам нужно будет иметь его запас на всякий случай, — кивнул каган, заметно повеселев. — Этот горе–отравитель может оказаться не последним, кто поджидает нас на пути.

- Приступлю к этому немедля, — кивнул говорящий с духами.

- Так что это за дрянь?

- Весьма интересное природное вещество. В Сиане, где я обучался, имперские лекари и алхимики называют его цяо–кита — «внезапное ухудшение». Оно совершенно безвредно, если попадет в кровь, или если кто–то вдохнет его испарения. Но вот оказавшись в желудке, цяо–кита непременно убьет хоть человека, хоть лошадь, хоть свинью. Главным его плюсом является полная бесцветность и отсутствие запаха, так что не схвати твои воины этих тиданей, мы лишь терялись бы в догадках, когда в табуне начался бы падеж.

- Как раздобыть этот яд?

- Я знаю только один способ. Четыре последовательных вытяжки из экстракта черной убой–травы, выдержанного не меньше года в сыром темном месте. Этот рецепт имперские врачеватели украли у ракуртов после северной войны за берег Холодного моря больше тридцати лет назад.

- Значит, ракурты?

- Необязательно. Как я уже говорил, в Империи цяо–кита довольно известна и по слухам используется в определенных кругах. К тому же яд мог быть просто куплен в обычном торговом порядке или даже через третьи руки.

- Тем не менее, теперь мне, похоже, есть о чем поговорить с нашим гостем, — лицо Тимура исказилось в хищной гримасе, не предвещавшей пленному тиданю ничего хорошего.

За прошедшее время нукеры, приставленные охранять узника, неплохо потрудились. Тидань лежал на дне глубокого зиндана, а его лицо походило на запекшуюся рану. Тем не менее, появление кагана манеритов пленник заметил сразу и даже прохрипел что–то, то ли приветствуя в принятой традиции, то ли грязно проклиная.

- Мой брат говорит, что ты молчишь.

Тимур подошел к лазутчику, все еще лежавшему на земляном полу, и наступил ему на грудь подкованным сапогом. Тот дернулся, скорее инстинктивно, чем действительно стараясь избавиться от навалившейся тяжести, и вновь затих.

- Я прикажу своим мясникам освежевать тебя, и поверь, они настолько поднаторели в своих умениях, что смерть придет к тебе намного позже, чем они закончат.

Разбитые губы кочевника растянулись в презрительной усмешке.

- Уважаю твою смелость и верность, — кивнул Тимур, чуть ослабляя нажим. — Тебя убьют быстро, и ты ничего не должен будешь делать для этого. Я итак знаю достаточно.

В глазах пленника сверкнула икра недоверия, и предводитель кочевья усмехнулся.

- Тебя узнали двое из моих людей. Ты Джебче–нойон, слуга кагана Бурундая, они видели тебя с твоим повелителем на конной ярмарке в Сиане прошлым летом. Земли, по которым кочует твой хозяин, лежат на другом берегу Нерулена, и несложно понять, зачем ему травить манеритские табуны после столь засушливой весны. Мой шаман говорил с духами, и они рассказали ему все о сделках Бурундая с ракуртами, хотя и не сказали имен. Но мне это и не нужно. Я присягал на верность Императору, мой голос услышат в Сиане и не станут отворачиваться. Твоему кагану придется отвечать за свои грязные дела не только передо мной. Так что радуйся, что не вернешься в родное кочевье, тебе не захочется переживать его гибель.