Тайный Санта - [22]

Если он приходил на деловую встречу, не имея с собой ручки, в считаные секунды человек пять наперебой начинали предлагать ему записывать за него, протягивали свои ручки. И Клодин была одной из них. Она тщательно выбирала, какие из его стратегий могли бы пригодиться ей в дальнейшем. «Стратегий». Его словечко, отражающее его одержимость мотивационными книгами и пособиями по самосовершенствованию. Зачастую эти стратегии больше смахивали на мошенничество. И даже точнее — вранье. Стив был мастером просчитать ситуацию и тут же к месту сочинить анекдот, чтобы закрепить сделку. Правда значения не имела. Если слушать внимательно, говорил он, начинаешь замечать, сколько личной информации открывается в самых простых разговорах. Эти «личные детали» ценятся на вес золота — и в конце концов становятся своего рода валютой. Уравнение простое. Маленький кусочек личной информации плюс щепотка чего-то магического дают именно то, что люди хотят услышать. Вдохновляй их. Обращайся к тем, кем бы они хотели быть, а не к тем, кто они есть на самом деле. Когда однажды к ним явился нефтяник из Хьюстона с задумчивым выражением на лице и желанием приобрести «избушку» для весенней рыбалки, Стив сообщил ему, что это был его счастливый день. Джек Николсон как раз только что выставил свой старый домик на продажу. И находится он как раз на берегу реки Роринг-Форк. Они с Джеком в прошлом году, в мае, поймали там как-то девять форелей, все рыбы были больше восемнадцати дюймов в длину. Там же, на берегу реки, их и пожарили. Джек всегда носил с собой в кармане мешочек с солью, только и всего. Но ничего вкуснее он в жизни не ел… Той ночью в «Джей-баре», рассказывая ей эту историю, Стив веселился от души. Сработало. Нефтяник подписал контракт, не раздумывая. Конкретное место, типа реки Роринг-Форк. Конкретное число — девять. Конкретная вещь — мешочек с солью. Детали — вот что важно. Люди хотят верить. И именно детали позволяют им это.

Стив тоже хотел верить. Верить, что Клодин действительно запала на него. И он не был застрахован от обмана. А может, и был. Может быть, он понимал, что делала Клодин, но считал, что компромисс того стоил. Понимал он или не понимал, Клодин было все равно. К тому времени, как они вышли из бара и он полез целоваться, она убедила себя, что в конечном итоге выбранный ею путь принесет дивиденды и ей и Генри. Если перетерпеть несколько неловких встреч, продолжавшихся не более десяти минут, означало перешагнуть через годы навигации по официальным каналам и тоскливой рутины, оно того стоило. Клодин схватывала все на лету. Поэтому она позаботилась о том, чтобы той ночью все закончилось поцелуем. Она знала себе цену. И спрос на ее рынке превышал предложение.

Генри

Было около часа ночи.

Лежа на кушетке, Генри зашевелился, подоткнул одеяло под ноги и поудобнее положил голову на подушку. Телевизор работал, но Генри его почти не смотрел, то и дело засыпая. Потом просыпался, пил. Наволочка стала влажной от слюны. Генри перевернул подушку.

Где она, черт возьми?

Опаздывает уже на три часа.

Шампанское давно закончилось, перевернутая бутылка торчала в серебряном ведерке. Он опустошил ее через час. Вообще-то, он не любил шампанское, но оно пошло быстро и мягко, и сначала немного скрасило ожидание. В тот момент он все еще думал, что она просто опаздывает, что она еще придет. В конце концов, праздник был для нее. Кто же пропускает собственный праздник? Даже если они собирались отметить ее лицензию только вдвоем. Она слишком много работала, чтобы завести настоящих друзей, но он был уверен, что это когда-нибудь изменится. Примерно через два часа он достал из глубины бара бутылку скотча. Свадебный подарок, который они берегли, виски был произведен на крохотном заводике в Шотландии. Он открыл бутылку. Она все равно не любила скотч. Жаловалась, что у него огненный вкус, который отдает землей, — это было похоже на его чувства сейчас.

Он позвонил в офис. Никто не ответил. Конечно, уже так поздно… Почему она не позвонила?

Еще один час прошел в обществе бутылки скотча за просмотром старого лыжного кино «Скоростной спуск». Местная телестанция все время его крутила. Его любимый фильм. Сам Генри перестал кататься после школы, поскольку не переваривал то, во что превратился этот спорт. Но смотреть, как Роберт Редфорд покоряет склон за склоном, было как раз тем, что требовалось, чтобы забыть, что он ждет ее, — до тех пор, пока он наконец не услышал, как ключ поворачивается в двери. Потом раздалось цоканье ее каблучков, пока она шла от двери до скамеечки в прихожей. Потом она снимала туфли, может быть, растирала подъем ноги. Его пьяная растерянность сменилась запоздалой паникой. Где она была?

Должно быть, ключи выпали у нее из кармана, потому что звякнули на полу. Мысль о ее гневе, о том, какой злой она могла быть, заставила его глубже вжаться в кушетку. Чем он рассердил ее? Чем заставил избегать его? Каким-то образом она умела одним вздохом перевернуть всю ситуацию так, что Генри неизменно начинал чувствовать себя виноватым. Это был один из ее лучших трюков, тот, которого он больше всего боялся. Возможно, он просто не понял ее. Может быть, не расслышал по телефону. Наверное, так оно и было. Он ошибся. И праздновать они должны были завтра. Иногда он забывает детали. Генри уронил руку на пол и пальцами ощутил холод деревянного пола. Пошарил вокруг. Вот он. Отработанным, четким движением он поднял стакан к губам, не поворачивая головы, и опрокинул в себя остаток «Эдрадура».