Тайный любовник - [122]

Она затаила дух, выжидая. Когда он заставил ее слегка раздвинуть ноги, у нее вырвался еще один судорожный вздох, а затем и стон нетерпения и досады. Медленно, оставляя за собой огненный след неутоленного желания, он провел ладонью по внутренней стороне бедра к самому средоточию ее естества и замер. Теперь ее глаза были закрыты, шея напряженно вытянулась. Она ждала. «Дотронься до меня», – молило все ее тело. У него мелькнула мысль, что стоит подождать, пока она не скажет это вслух, но искушение было слишком велико.

– Бесстыдница, – шепнул он на ухо Софи и дал ей то, чего она хотела.

Она вскрикнула, ощутив первое легкое прикосновение его пальцев, и он ослабил натиск, награждая ее неторопливыми глубокими ласками, ни на минуту не переставая прислушиваться к ее тихим вздохам и следить за прихотливой игрой чувств на ее подвижном и выразительном лице. О, она была прелестна, как ангел, и вся целиком принадлежала ему. «Чем я это заслужил?» – думал Коннор. Тут Софи ухватилась за его колено и выгнула спину.

– Кон, – прошептала она еле слышно и, повернув голову, спрятала лицо в подушку.

Тайная буря настигла ее в один миг. Коннор почувствовал, как глубокие содрогания сотрясают ее тело и мучительно медленно затихают. Когда все кончилось, она, запыхавшись, склонилась к нему на грудь, как увядший цветок, обессиленная и опустошенная. И ему захотелось все начать сначала.

Она лежала неподвижно; минуты в промежутке блаженного затишья между двумя любовными атаками, когда одна уже стала воспоминанием, а другая еще была обещанием, текли мирно и незаметно. Он погладил ее живот, спину, ложбинку между грудей. Праздные мысли лениво ворочались у него в голове. Например, что мягче: кожа Софи или атласная подушка? Но мечтательная дымка у нее в глазах постепенно таяла. Вот она выпрямилась, села на диване, и он понял, что она вернулась к жизни.

– Почему это я раздета? – чуть приоткрыв глаза, удивилась Софи, и ее руки скользнули ему под жилет. Кон начал стаскивать пиджак. – Я сама сниму, – предложила Софи, и он с радостью поднял руки. Однако не мог сдержаться и целовал ее сосредоточенное лицо, пока она расстегивала пуговицы на его рубашке и распускала ремень. – Что это? – удивленно пробормотала она, держа в руках его пиджак. Кон не обратил внимания на ее вопрос. – Что это такое?

Он слишком поздно увидел, что именно она обнаружила во внутреннем кармане пиджака. Он сделал неловкое движение, пытаясь выхватить то, что Софи зажала в кулаке, но она быстро отвела руку и соскочила с его колен.

– Коннор… Коннор…

Она не могла говорить. В вытянутой руке она держала небольшой мешочек из серой фланели, туго набитый банкнотами, и гневно сверкала глазами то на него, то на растерянное лицо Коннора.

Он сидел на потертой кушетке, ссутулив плечи и потирая колени. Ему хотелось горько засмеяться, но во рту было солоно от крови, так он прикусил себе язык. Он медленно переводил взгляд с потолка на Софи и ждал, когда упадет топор.

Но вдруг выражение ее лица изменилось. По ее глазам он увидел, что она все поняла.

– Джек! Это был Джек! – Она посмотрела на мешочек с деньгами в своей руке, качая головой, и печальная покорная гримаса скривила ее губы, выдав то, что она чувствовала. – Это был Джек, ведь так?

Он мог бы солгать, чтобы защитить его, как солгал Вэнстоуну и Ноултону. Но он не мог обмануть Софи. Особенно теперь.

– Джек приходил к нам вчера, я говорил тебе, помнишь? Он был пьян, болен. Он сказал, что уходит, чтобы умереть, и я не смог его остановить.

– О, Кон! – Она шагнула ему навстречу, когда он поднялся с кушетки, обвила его нагими руками и крепко прижалась к нему.

– Сегодня утром он пришел сюда – уж не знаю, как он меня разыскал, – и признался во всем. Вчера он вынул ключ от твоего стола из сумочки в холле, зная, что ты держишь его там. Помнишь, ты как-то говорила об этом несколько месяцев назад? Он намеревался взять деньги и скрыться, вернее, уехать куда-нибудь умирать, так он сказал, чтобы никто, кого он любит, не мучился, ухаживая за ним и видя, как он угасает. Утром он был в ужасном состоянии – сгорал со стыда, был в панике. Не знал, что ему делать. Он отдал мне деньги, и я обещал, что все устрою, придумаю что-нибудь, а он пусть возвращается домой и ни о чем не беспокоится.

– О боже! – скорбно вздохнула Софи, положив голову ему на плечо. – Коннор, как же нам поступить? Мы могли бы положить деньги обратно, но тогда…

– Тогда все поймут, что это сделала ты ради меня. И по-прежнему будут думать, что это я украл их.

– Я могу сказать, что ведомости не было… нет, Дженкс видел, как я составляла ее во вторник. Так что этот вариант не годится.

– Кроме того, у Эндрюсона шишка на голове. Как ее объяснишь?

– Джек действительно ударил его? И сильно?

– Сильно, так, что он сознание потерял.

– О господи! – Она прижалась щекой к его щеке. – Кон, мне так жалко. Я имею в виду, Джека жалко, потому что он болен. Я его тоже люблю.

– Знаю. – Как ему не терпелось услышать это от нее вчера. Но Кон услышал это сегодня и простил ее, как она простила, и почитал себя счастливейшим из мужчин. – Софи, я хочу любить тебя.