Тайный брак императора: История запретной любви - [27]

Тайный брак царя" в который он, как один из немногих, был посвящен, давал ему новый и смелый способ добиться осуществления своей политической программы. Надо было доказать государю, что дарование конституции может оправдать в глазах народа возведение морганатической супруги в сан императрицы.

В конце лета обстоятельства так сложились, что Лорис-Меликову представился случай начать проведение своего плана: он получил приказ сопровождать царя в Ливадию.

* * *

Александр II с княгиней Юрьевской и двумя старшими детьми выехал 17 (29) августа.

Впервые Екатерина Михайловна ехала в царском поезде. Свита государя, адъютанты, церемониймейстеры и другие придворные чины были изумлены честью, оказанной царем княгине Юрьевской, и не понимали ее причин.

Изумление еще усилилось, когда княгиня Юрьевская остановилась не в Бьюк-Сарае, как раньше, но во дворце. Она жила там уже однажды, осенью предыдущего года, когда императрица Мария уезжала в Канн. Но тогда ее пребывание скрывалось. Теперь оно сделалось открытым.

С этих пор княгиня Юрьевская не покидала больше императора. Они вместе обедали, вместе выезжали в коляске и верхом, вместе проводили долгие часы на веранде, наблюдая за игрой детей или любуясь открывающимся перед ними видом. Подолгу засиживались они по вечерам, проводя время в тихих беседах под звездным небом и пользуясь полным и неомраченным счастьем.

В этой обстановке любви и семейного счастья Лорис-Меликов продолжал обсуждать с царем, почти всегда в присутствии светлейшей княгини, свои преобразовательные проекты.

Уже несколько раз в течение своего царствования Александр II останавливался на мысли о возможности введения в систему управления представительного начала. После отмены крепостного права он даровал дворянским собраниям значительное расширение их прав. В 1864 году были учреждены земства, вызывавшие по ассоциации представления о Земском соборе, игравшем роль представительного учреждения в Московской Руси. Вопрос, выдвигавшийся теперь на первый план, был много более обширен. Среди высших органов государственного управления, находившихся на вершине здания империи, были лишь два учреждения: Правительствующий сенат и Государственный совет. Правительствующий сенат был высшим судебным учреждением, в компетенцию которого входило также право обнародования законов. Что же касается Государственного совета, в состав которого входили великие князья, заслуженные генералы и чиновники, то, хотя в его права и входила важная обязанность составления законов, все же это учреждение не пользовалось ни правом инициативы, ни властью самостоятельного решения: он был лишь подсобным и послушным советчиком царя-самодержца, высшего законодателя, и исходящие от Государственного совета постановления нимало не связывали монарха, который мог утвердить их или изменить по своему желанию. Таким образом, вопрос шел об изменении основных принципов всей системы самодержавия.

В этом отношении были возможны несколько проектов. Можно было, например, предоставить Государственному совету известную независимость в деле издания законов и контроле над финансами; при этом можно было несколько расширить состав членов, привлекши ряд представителей страны, назначаемых государем из числа членов земского самоуправления. Можно было создать и новое совещательное учреждение, Думу, очень ограниченную в своей компетенции, стесненную строгим наказом, причем члены Думы могли бы избираться или земствами, или же отдельными избирательными коллегиями дворянства, духовенства, земельных собственников, купцов, университетов, крестьян и так далее. И, наконец, можно было более решительно приблизить Россию к типу западноевропейских государств и рискнуть ввести более последовательный парламентарный строй — тот строй, который обер-прокурор Священного синода Победоносцев называл в своих беседах с наследником "дьявольским измышлением".

Александр II не высказывался определенно ни за один из предлагаемых ему Лорис-Меликовым проектов. Он откладывал свое решение до возвращения в столицу, где он думал собрать под председательством наследника комиссию для выработки подробного проекта.

Но если Александр II не высказывался определенно по вопросу о размере и значительности предстоящей реформы, то в принципе на нее он был согласен. Он сейчас же увидел, насколько эта реформа удобна, чтобы узаконить в глазах народа возвышение морганатической супруги в сан императрицы.

В одной из своих бесед с государем в Ливадии Лорис-Меликов сказал: "Было бы большим счастьем для России иметь, как встарь, русскую императрицу". И он напомнил, что первый Романов, царь Михаил Федорович, был женат на Долгорукой.

В другой раз, когда император работал со своим министром на веранде, сын Александра II Георгий, игравший около них, вскарабкался к нему на колени. Поиграв с ним немного, Александр Николаевич сказал: "Теперь поди, мы должны работать". Лорис-Меликов, посмотрев вслед уходящему ребенку, о чем-то задумался, а потом, обратившись к царю, сказал: "Когда русский народ познакомится с сыном вашего величества, он весь, как один человек, скажет: "Вот этот наш"".