Тайный агент - [4]

— Хотите?

— Благодарю вас.

С серьезным видом он взял булочку и принялся есть, показывая, что воздает должное английскому гостеприимству.

— Возьмем напрокат машину. Я не намерена часами дожидаться поезда в этой дурацкой дыре. Действительно, там подальше, наверное, не так туманно.

Значит, она расслышала его слова.

Она швырнула недоеденную булочку в сторону рельсов. Получилось что-то вроде фокуса — была булочка, нет булочки.

— Поедете со мной? — И, видя, что он колеблется, добавила: — Я трезва как стеклышко.

— Благодарю вас. Я об этом и не думал. Просто прикидываю, как будет быстрее.

— Быстрее всего будет со мной.

— Тогда поехали.

Внезапно на уровне их ног странным образом обрисовалось человеческое лицо — оказывается, они стояли у самого края платформы. Лицо было рассерженное.

— Леди, я ведь не в зверинце.

Она глянула вниз, ничуть не изумившись.

— А разве я это утверждала?

— Вы кинули в меня булку.

— Не городите ерунду, — сказала она нетерпеливо.

— Оскорбление действием, — сказал человек. — На вас можно подать в суд, леди. Вы кидаетесь тяжелыми предметами.

— Неправда. Это всего-навсего булочка.

На уровне их ног появились рука и колено, лицо чуть придвинулось.

— Так вот, имейте в виду...

— Булку бросила не леди, а я, — сказал Д. — Судиться можете со мной. Адрес запишите: отель «Стренд-палас», фамилия — Д.

Он взял девушку под руку — ее-то как зовут? — и повел к выходу. Тип в тумане взревел от злости, как раненый тюлень: «У-у, иностранец проклятый».

— А знаете, — сказала девушка, — зря вы за меня заступились.

— Зато вы узнали мою фамилию.

— О, а моя, если вам интересно, — Каллен. Роз Каллен. Жуткое имя, но мой папаша, понимаете ли, свихнулся на розах, он вывел — так говорят? — сорт «Маркиза Помпадур». И еще он любит фруктовые пирожные. Такие подают при дворе. А наш особняк называется Гвин-коттедж.

С машиной им повезло. Гараж рядом со станцией был хорошо освещен, свет проникал сквозь туман ярдов на пятьдесят. В гараже нашелся старый «паккард», которым они могли воспользоваться.

— А у меня дело к лорду Бендичу. Какое странное совпадение.

— Не вижу ничего странного — у всех встречных-поперечных есть к нему дело.

Она медленно вела машину, полагая, что держит направление на Лондон. Машину потряхивало на трамвайных рельсах.

— Когда по рельсам едешь, с дороги не собьешься.

— Вы всегда путешествуете третьим классом? — спросил он.

— Всегда, — ответила она. — Люблю выбирать общество по собственному вкусу. Там хоть нет папочкиных деловых знакомых.

— Однако я же там оказался.

— Вот черт! — сказала она. — Надо же — в гавань заехали.

Она резко переключила скорость и развернула машину. В тумане завизжали тормоза, послышалась чья-то ругань. Теперь они неуверенно двигались в обратном направлении, машина пошла в гору.

— Ну конечно, — сказала она, — были бы мы скаутами, то знали: под гору идешь — к воде придешь.

На вершине холма туман несколько рассеялся, проглянуло холодное серое небо, поблескивали сталью колючки живых изгородей. Все дышало покоем. Ягненок на обочине дороги то скакал, то тихо щипал траву. Вдали, ярдах в двухстах, внезапно засветился огонек. Здесь был мир.

— Наверное, вы тут очень счастливы, — сказал Д.

— Счастливы? — спросила она. — С чего вы это взяли?

— Ну, у вас тут как-то... безопасно.

Он вспомнил, как дружески подмигнул ему детектив, и его слова: «Мы должны проявлять осторожность».

— Нет, по этой части у нас не очень-то, — сказала она своим еще не окрепшим девчоночьим голосом.

— Видите ли, мы два года воюем. — Он решил ей объяснить. — Я бы по такой дороге ехал очень медленно, чтобы при звуке самолета тут же остановиться и броситься в канаву.

— Ну, я думаю, что вы там сражаетесь не просто так, у вас есть какая-то цель, верно?

— Я уже не помню какая. Опасность, помимо всего прочего, со временем убивает в человеке все чувства. Мне кажется, что, кроме страха, я уже никогда ничего не почувствую. Все мы уже больше не можем ни любить, ни ненавидеть. Вы знаете, что статистикой установлено: рождаемость у нас близка к нулю.

— Но война-то идет. Значит, есть причина.

— Чтобы кончить воевать, нужно что-то почувствовать. Порой я думаю, что мы держимся за войну только из страха. Страх — последнее оставшееся у нас чувство. Никому из нас мир не доставит удовольствия.

Впереди, как островок, показалась деревушка. Старая церковь, маленькое кладбище, гостиница. Он сказал:

— Живя в таком раю, я бы на вашем месте нам не завидовал. — Он имел в виду безмятежный покой этих мест, странную призрачность дороги, убегающей за горизонт, в бесконечность.

— Чтобы вогнать в тоску, необязательно нужна война. Деньги, родители и еще много чего — это не хуже войны.

— Тем не менее вы такая молодая, очаровательная...

— Черт возьми, вы, никак, собираетесь за мной приударить?

— О нет, безусловно не собираюсь. Я ведь сказал вам... Я утратил все чувства. К тому же я уже старик.

Раздался оглушительный выстрел, машину отбросило в сторону, руки Д. взметнулись, прикрывая лицо. Машина замерла.

— Дрянную камеру подсунули, — сказала она.

Он опустил руки.

— Простите, во мне все еще сидит страх. — Руки его дрожали.

— Здесь бояться нечего, — сказала она.