Тайные учения Тибета - [46]

Привязанный к дереву, как жертва к алтарю, бедняга должен был внушать себе, что он корова, приведенная сюда в качестве умиротворительного дара Тхагс-Янгу. Чтобы сосредоточиться на этой мысли и лучше войти в роль, юноше было приказано время от времени мычать по-коровьи. Предполагалось, что при достаточно сильной концентрации воли он впадет в транс и, утратив сознание своей личности, действительно почувствует себя коровой, пожираемой хищными зверями.

Упражнение было рассчитано на три дня и три ночи.

Прошло четыре дня, ученик не вернулся. Наутро пятого дня отшельник сказал старшему брату: «Сегодня ночью я видел страшный сон. Пойди, приведи своего брата».

Монах отправился туда, где был привязан его брат.

Его глазам представилось ужасное зрелище: с дерева еще свешивалась часть растерзанного, наполовину съеденного тела Лоде, а по траве и окружающему кустарнику валялись кровавые объедки.

Потрясенный юноша собрал все, что осталось от брата, в подол своей монашеской тоги и поспешил к учителю.

Добежав до хижины, служившей приютом анахорету и ученикам, монах никого в ней не нашел. Лама ушел, захватив с собой все свое имущество: две священные книги, несколько предметов культа и дорожный посох с трезубцем на конце.

— Я чувствовал, что схожу с ума, — рассказывал старик. — Необъяснимое исчезновение ламы испугало меня больше, чем ужасная гибель брата. Что видел во сне наш учитель? Знал ли он о печальной участи своего ученика? Почему он ушел?

Причины, побудившие ламу уйти, были мне столь же непонятны, как и злополучному монаху. Но все-таки можно было предположить, что когда в срок ученик не вернулся, лама испугался, не случилось ли с ним беды, имевшей место в действительности. Может быть, лама и на самом деле получил одно из тех таинственных предупреждений, какие порой приносят нам сновидения, и предусмотрительно скрылся, опасаясь гнева родителей своей жертвы?

Смерть юноши объяснилась очень просто. В этой местности водится много пантер. Случается появиться и леопарду. Я сама видела леопарда в лесу за несколько дней до того, как мне довелось услышать этот рассказ (см. «Путешествие одной парижанки в Лхасу»). Монах стал добычей одного из них, привлеченного, быть может, его мычанием, — прежде чем успел отвязать себя и попытаться спастись.

Однако, по мнению рассказчика и окружавших его слушателей, дело обстояло не так просто. Они были уверены, что это демон в образе тигра завладел доверчиво и опрометчиво предложенной ему жертвой.

— Молодой послушник, — говорили они, — очевидно, не знал магических формул и жестов, защищающих от демонов. Вина его наставника в том именно и заключалась, что он приказал вызвать демона-тигра, не вооружив его предварительно необходимыми посвящением и знаниями.

Но оскорбленный в своем чувстве привязанности к учителю брат несчастного хранил в глубине души подозрение еще более ужасное: он поведал о нем шепотом и дрожа всем телом.

— Кто знает, — сказал он, — не был ли этот чужеземный лама сам демоном-тигром, принявшим на время человеческий облик, чтобы завлечь жертву? Он не мог завладеть ею в образе человека, но ночью, пока я спал, он снова превратился в свирепого зверя и насытился.

Воцарилось тяжелое молчание. Должно быть, старику часто приходилось рассказывать здесь об ужасном приключении своей далекой молодости, но интерес слушателей от этого не ослабевал.

Разве это происшествие не было до сих пор злободневным? Разве Тхагс-Янг и его сородичи не продолжают слоняться вокруг жилищ человека, подстерегая людей и животных, не умеющих защитить себя от их козней?

По большой кухне, слабо освещенной пламенем очага, над собравшимися пронеслось дуновение тоскливой жути. Одна из женщин невольно подняла глаза на расклеенные по стенкам листы бумаги с магическими, ограждающими от злой силы знаками, будто желая убедиться, на месте ли они. Старик пошел в соседнюю комнату посмотреть, горит ли на алтаре вечерний жертвенный светильник, и весь дом наполнился благоуханием зажигаемых им ароматических палочек.

Можно было бы подумать: таинственные происшествия во время совершения такого рода обрядов — частое явление, но на самом деле они представляют исключение. Невольно напрашивается мысль, что ученик, посещавший в течение некоторого времени бесовские логова, вызывавший демонов, предлагая им на съедение собственное тело, в конце концов начинает сомневаться в реальности созданий, ничем своего существования не проявляющих. Я спрашивала об этом многих лам.

— Такие сомнения, — сказал один из них, геше из Диржи, — иногда действительно возникают. Их следует рассматривать как одну из целей, преследуемых учителями-мистиками. Но если ученик обретает неверие прежде, чем оно может быть ему полезно, то часть упражнений, рассчитанная на воспитание в нем бесстрашия, останется безрезультатной.

— Наставник-мистик, — прибавил он, — не примет в ученики человека, исповедующего вульгарное неверие. Оно противоречит истине. Ученик должен понять, что боги и демоны существуют только для тех и могут причинить добро и зло только тем, кто в них верит, им поклоняется и боится. Очень немногие впадают в неверие на первой стадии духовного совершенствования. Большинство учеников действительно видят страшные образы.