Тайные страсти - [2]

— Решим пока наши земные дела, Лорена, — повторила она. Давай режь ей горло, и через секунду ты будешь кататься по полу и визжать от боли, потому что, прости меня Господи, я переломаю тебе все кости, одну за другой, и ты отправишься в ад не раньше, чем ощутишь себя свиной отбивной, готовой к поджарке… Ты меня знаешь, Лорена, я слов на ветер не бросаю.

— Уйдите, матушка… — Лорена огрызалась теперь с меньшей решимостью.

— Не вмешивайся, Эулалия, — прошептала Мария Алехандра, почувствовав, что острие ножа уже не так глубоко впивается ей в горло. — Ради Бога, будь осторожна…

Но монахиня, словно не замечая ее, по-прежнему обращалась только к Лорене:

— Матушка?! Матери тебе как раз и не хватало, девчонка. В противном случае она давно бы выбила из тебя всю дурь, и мне не пришлось бы заниматься этим сейчас вместо нее… Послушай, Лорена, отдай мне нож, и я отпущу тебе этот грех. Даю слово, никто тебя не тронет.

Лорена явно колебалась, и монахиня воспользовалась этим, чтобы приблизиться к ней на пару шагов.

— Не выводи меня из терпения, — опять повысила она голос. — Сегодня с утра у меня было отличное настроение, и я бы не хотела, чтобы ты мне его испортила. Отдай нож, и мы забудем об этой неприятности. А иначе…

Протянув руку, она подошла еще ближе, и Лорена не выдержала. Она отшвырнула нож и бросилась вон из столовой, расталкивая попадавшихся на пути женщин.

Несколько мгновений Мария Алехандра стояла неподвижно, не в силах пошевелиться. Затем задрожала всем телом и рухнула бы на пол, если бы монахиня не подхватила ее. Словно сквозь пелену Мария Алехандра увидела озабоченное лицо своей спасительницы.

— Никогда больше так не делай, Эулалия, — с трудом проговорила она. — Ты не должна была ради меня рисковать своей жизнью…

— Вот еще… — Эулалия презрительно фыркнула. — Ты еще будешь учить меня, дурочка… Что хочу, то и делаю!

Улыбнувшись, Мария Алехандра благодарно обняла ее:

— Смотри, как бы Господь не покарал тебя за эти слова…

— Лучше помолчи… А то и вправду Он тебя услышит.

На глазах монахини блеснули слезы. Заметив удивленный взгляд Марии Алехандры, она отвернулась.

— Что с тобой, Эулалия? Ты плачешь?

— Ничего подобного… У меня есть новость для тебя, Мария Алехандра. Хорошая новость. Впрочем, не знаю, хорошая ли… Не знаю, радоваться мне или действительно плакать?

Впервые Мария Алехандра видела Эулалию, всегда столь решительную и энергичную, в таком состоянии. Лицо ее расплылось, резкие черты разгладились, а слезы, бегущие по щекам, придавали ей сходство с обидевшимся на что-то ребенком.

— Ты совсем меня заинтриговала, — ласково сказала Мария Алехандра. — Что случилось, Эулалия?

— Пятнадцать лет ты — в тюрьме, — помедлив, произнесла монахиня. — Пятнадцать лет ждешь суда, который так и не состоялся. Пятнадцать лет мечтаешь выйти отсюда, увидеть наконец свою дочь Алехандру…

— Неужели?.. — Мария Алехандра испугалась собственной робкой догадки. — Эулалия, ты хочешь сказать, что…

— Ты выходишь отсюда, — кивнула монахиня. — Тебя освобождают условно. С завтрашнего дня ты свободна, Мария Алехандра!

— Мама! Мама! — Алехандра влетела в дом словно ураган, сметая все на своем пути.

Дельфина, сидевшая в гостиной, подняла глаза и не смогла сдержать улыбки, видя радостное, разгоряченное лицо девочки.

— Я вижу, новое платье тебе понравилось! — ласково сказала она, обнимая дочь.

— Что ты! Он просто прелесть! — Алехандра швырнула на диван пакеты с покупками, вырвалась из объятий Дельфины и в восторге закружилась по комнате. — Представляешь, мама, вот здесь все приталено, аж дышать трудно, а здесь юбка-плиссе, а здесь…

— Ладно, ладно, — остановила ее Дельфина. — Ты мне потом все расскажешь. Сейчас мне нужно уехать.

Лицо Алехандры мгновенно сморщилось. Казалось, она готова была расплакаться:

— Но, мама! Ты же обещала рассказать мне о празднике. День моего пятнадцатилетия должен запомнить весь город, правда?

Дельфина укоризненно покачала головой. Но всерьез сердиться на девочку она не могла. Алехандра буквально лучилась счастьем, и это ее настроение передавалось всем, кто в последние дни имел с ней дело. «Вот ты и выросла, Алехандрита, — думала Дельфина. — Боже! Неужели прошло пятнадцать лет?!» Легкая тень набежала на лицо Дельфины. Она тряхнула головой, словно прогоняя неприятное воспоминание, и вновь обняла Алехандру.

— Твой отец истратил целое состояние и на этот праздник, и на подарки… Кажется, он пригласил оркестр из консерватории, сказала она.

— Мамочка, возвращайся скорее, — прильнула к ней Алехандра. — Кстати, а где Пача?

— Сидит наверху и переживает, — ответила Дельфина. — Ты же ее знаешь. Теперь она боится идти на праздник, потому что ее праздничное платье, видите ли, кажется ей ужасным. Может, ты сумеешь ее переубедить…

Они обе понимающе улыбнулись. Пача, двоюродная сестра и ровесница Алехандры, отличалась неимоверным количеством самых разнообразных комплексов. Главным образом они были связаны с ее внешностью, которую она почему-то находила ужасной. Она носила очки и страшно стеснялась этого. На лице ее часто появлялись прыщики, и всякий раз это вызывало у нее настоящий ужас. Будучи на самом деле вполне миловидной девушкой, она постоянными переживаниями доводила себя до такого состояния, что действительно начинала казаться окружающим некрасивой занудой. Алехандра, поцеловав мать на прощание, бросилась наверх, в комнаты, но на середине лестницы остановилась: