Тайные силы: Интернациональный шпионаж и борьба с ним во время мировой войны и в настоящее время - [81]

В настоящее время уже нет сомнений в том, что зависевшая от Франции и руководимая великим князем Николаем Николаевичем военная партия России победила и приняла решение воевать уже в феврале 1914 года. Если бы германское правительство располагало политической разведкой и знало обо всем этом, то подготовка к войне могла бы, хотя бы в последний момент, быть иной, и, прежде всего, вопрос о том, кто повинен в войне, был бы освещен правильно с самого начала. Весьма вероятно, но не могло быть доказано, что уже в 1913 году Россия, благодаря своей разведке, имела полные сведения о германском плане войны на востоке и на западе и сообщила их и французскому правительству, но что в Париже это встретили с недоверием, так как считали неправдоподобным, чтобы немцы предполагали оказать сопротивление русской армии со столь слабыми силами. Если верно предположение, что германской план войны был известен, то становится понятной и заблаговременная русская мобилизация и замедление [232] французского выступления. Все это должно было способствовать использованию слабости германской армии на востоке.

В Германии знали про подготовку войны неприятельской разведкой, но верили этому лишь в Генеральном штабе. Политика старалась избежать этой тяжкой необходимости. Народу не рассказывали о неприятельском шпионаже из боязни усилить зло еще более и привлечь этим новые силы на службу неприятельской разведки. Теперь можно сомневаться, был ли этот путь правильным. Противники пошли иным путем. Уже в мирное время воспитывали они в народе враждебное отношение к Германии, и предостерегали его от проникновения германской разведки. От опасностей собственной разведки свой народ они оберегали и возлагали ее на нейтральных граждан, планомерно и целесообразно подготовляя войну и в этом отношении. Военная разведка, а тем самым и все вообще военное дело, являлось для них уже в мирное время политическим орудием. Иначе обстояло дело в Германии. Существенным отличием германской разведки являются именно ее чисто военный характер и то обстоятельство, что она не только не пользовалась поддержкой политических факторов, а, наоборот, принуждена была прокладывать себе дорогу вопреки им. Следствием этого была необходимость концентрировать свои силы в противоположность неприятелю, у которого они растекались по безбрежным пространствам. Сама по себе концентрация эта вредной не была; но она приносила пользу лишь отрицательной цели разведки. Свое положительное использование разведка нашла лишь в победоносном течении военных операций. Для положительной же политической работы германской разведке недоставало не только политического руководства, но и необходимой массы агентов.

Война освободила военную разведку от оков мирного времени и дала ей возможность свободно развиваться. Но и во время войны, германская разведка оставалась чисто военной. При обстоятельствах, предвидеть которые было невозможно, Генеральному штабу приходилось ее организовать заново против Франции и России и создавать из ничего против Англии, а затем и против Америки. [233]

Удачное выполнение этого показывает, что будь налицо такая же решимость и в области хозяйственной и политической разведки, кое-что можно были бы сделать и там, и что соединенные силы их этих разведок могли бы под решительным политическим руководством многое нагнать и многого достигнуть.

Вместо этого, однако, на военную разведку нагрузили также и обслуживание печати, а затем на нее же возложили заботу о настроении народа и армии. И то и другое повлекло за собой не политическую поддержку разведки, а политическую ненависть к ней.

Между военной разведкой и политическими взглядами Германии раскрывалась все более значительная пропасть. В то время, как политические деятели верили в готовность неприятеля к соглашению и говорили о возможностях мира, военная разведка никогда не сообщала каких-либо данных о слабости военного руководства у неприятеля или о готовности его политических руководителей к соглашению. Поступали, правда, сообщения об усталости и ослаблении дисциплины в единичных войсковых частях. Одновременно, однако, поступали и сообщения о самых беспощадных мерах правительств, называвшихся демократическими, но, несмотря на это, навязывавших массам свою волю.

В Германии же все признаки слабости не только не исправлялись правительством, а наоборот, усиливались его уступчивостью. Неприятельская разведка легко разобрала, на какие пункты ей следует напирать со своей пропагандой. Она знала, каким путем можно увеличить недовольство и слабость и усилить заблуждение.

Дух августа 1914 года оставался в живых под конец лишь на фронте. В нем заключался глубочайший секрет успехов германской армии. 28 сентября 1918 года генерал-фельдмаршала фон Гинденбурга посетила в Верховной ставке иностранная офицерская миссия, возвращавшаяся с боевого фронта во Франции. Начальник миссии, кавалерийский полковник, отзывался с особенным почтением о духе войск, которых они [234] видели во время тяжелых боев. Он говорил, что геройское поведение их гарантирует окончательную победу. Это было в тот же день, в вечер которого Гинденбург — Людендорф принуждены были принять решение об отказе от борьбы. 26 октября 1918 года я находился вместе с военными вождями в Берлине. После прибытия туда я заболел свирепствовавшим тогда гриппом и был в течение нескольких дней прикован к постели. В это время меня посетил один нейтральный гражданин, находившийся в Германии на высоком официальном посту. Он сказал, что положение Германии принуждает его отказаться от своего нейтралитета для пользы Германии. Он знает донесения представителей своей страны во Франции и заклинает верховное командование не складывать оружие, так как силы противника также исчерпаны, а в случае сдачи — Германии не приходится ожидать пощады. Я мог только ответить ему, что мне только что сообщили об отставке генерала Людендорфа. Вера в соглашение победила волю к защите.