Тайные сады Могадора - [2]

Шрифт
Интервал

Однажды она удивила меня. Я увидел ее сидящей у окна. Она открывала тело первым лучам восходящего солнца. Неторопливо, сначала только ступни и ладони, после — ноги, потом — еще выше. Пристально изучала свой пушистый лобок, словно был он кроной дерева, лесом, чащобой или будущей пашней, жнивьем. «Мои плантации радуют глаз», — мне говорила с улыбкой, не отрывая взора от растрепанных прядей на животе. Темная линия нежно струилась к пупку. Вся она была переполнена счастьем, покоем. Словно зритель, созерцающий мирный пейзаж, расстилающийся до горизонта.

Но однажды утром на душе стало беспокойно. Она разбудила меня взволнованным вскриком: «Вот уже и явился великий садовник!» В тот самый миг, когда блеснул первый луч восходящего солнца, раздвинула шторы. Край золотого алькова, смятого ложа заря осветила. Скинув одежды, осталась нагая, теплым первым лучам подставила тело.

В неге неспешно раскинулась на постели. После страстно и широко раздвинула ноги. В сладостных вздохах грудь и лобок содрогались. Цепкий, острый, настойчивый луч восходящего солнца целился в ложе, ему она отдалась сладострастно.

В полном молчании, как в лихорадке, взирал боязливо и страстно, возревновал к этим тонким солнечным пальцам.

Я не осмелился остановить их или к ним прикоснуться.

Лишь только почувствовал, как безнадежно холодеют мои.

Вскоре дыханье ее восстановило свой ритм, со вздохом глубоким неспешно ко мне подошла. Ласково, нежно рукой по щеке провела, поцеловала, шепнула чуть слышно на ухо. Голос тягучий и приглушенный. Она переполнена счастьем без меры. Узнала дорогу в райские кущи, в сад солнечных пальцев. Я онемел, потерял и дыханье, и голос, охваченный изумлением.

* * *

В ту самую ночь и потом, еще много дней подряд, пытался проникнуть в шкуру призрака, солнечного фантома, который делает ее такой счастливой. Вызов брошен. Он безумно тяжел. Тяжелее, труднее, страшнее, чем я даже мог себе представить. Вызов этот заставил меня подвергнуться невероятным испытаниям.

Временами мне казалось, что невозможно проникнуть в плоть того, кто существует лишь в воображении. Много позже понял, надо полностью измениться, изменить в себе все: жесты, походку, манеру слушать и даже манеру смотреть, бросать взгляды. Надо стать новой пульсацией крови, ритмом жизни, невозмутимостью прикосновений.

Понемногу удавалось побыть то цветком, то побегом, то почкой, правда, так и не смог обратиться блистающим садом. Желание Хассибы росло и крепло, словно полдень, становилось взыскующим требованием, для меня полностью неожиданным и неузнанным и всегда откровенно непостижимым.

Однажды я не смог удержаться, совершил несусветную глупость. Принялся без умолку шутить и подтрунивать над ее новой страстью — страстью садовницы. Не расставался с желанием рассмешить Хассибу, но шутки раз за разом становились все злее, острее. Я не чувствовал, что больно раню Хассибу.

В глубине своей оболочки взрастила она ощущение быть до конца непонятой. Вдруг мне увиделась уже вдали, и каждый раз все дальше. Не в силах последовать за ней в ее стремленьях и желаньях, я остался глух, не слышал ее новый голос.

Так ли, иначе ли, между шуток, нечасто с успехом, силился превратиться лишь в ее райские кущи, ее — женщины одержимой страстью. Очень редко мне это удавалось. При малейшем непонимании она исторгала меня из своего тела, из пространства своего тела, которое единственно и было для меня, без сомнения, истинным раем.

3. Тайный сад в очах

Я знал, что цветущая, яркая одержимость садами у Хассибы совпала по времени с двумя великими событиями ее жизни, без малейшего сомнения повлиявшими на рождение страсти: нежданной беременностью сыном и смертью отца.

Долгие месяцы ее раздирали противоречивые чувства. Два события тронули ее тело, тысячекратно порождая и гася в глубине души и чрева бушующие потоки глубочайших переживаний. Ей стали ведомы реки скорби и реки радости. Одновременно, в едином миге, ощущала и плодородие земли, и холод могилы.

Но, впрочем, мы познакомились и полюбили друг друга на границе этих событий. Минуло пять месяцев со дня кончины отца, когда мы встретились впервые. Невосполнимая потеря породила в ее душе целый сонм удивительных, отчаянно острых, тайных, загадочных ощущений.

Она жила, едва исполняя будничные и необходимые ритуалы, как того требует традиция. Я поздно осознал, какие чувства владели ею. И разумеется, неправильно все понял: для меня они оставались загадочными и чарующими. Она, полная жизни, в скором времени догадалась, что я верю в свои собственные предположения и фантазии.

* * *

Осенним утром я познал ее. Было так, словно стремительно и нежданно ворвался в удивительный сад, где все происходит совсем по-иному, где счастье в том, что кто-то остался в этом саду навсегда.

Бродил по маленькой лавчонке в порту Могадора. У порога столкнулся с женщиной. Она торговала цветами. Только как-то очень странно. Или мне это только казалось. Вместо того чтобы предложить целый букет, она лишь протягивала разноцветные лепестки, держала их на ладонях безукоризненно тонко татуированных рук. Опьяненные свежестью и ароматом лепестков, покупатели бойко приценивались и торговались с хозяйкой.


Рекомендуем почитать
Полёт фантазии, фантазии в полёте

Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».


О горах да около

Побывав в горах однажды, вы или безнадёжно заболеете ими, или навсегда останетесь к ним равнодушны. После первого знакомства с ними у автора появились симптомы горного синдрома, которые быстро развились и надолго закрепились. В итоге эмоции, пережитые в горах Испании, Греции, Швеции, России, и мысли, возникшие после походов, легли на бумагу, а чуть позже стали частью этого сборника очерков.


Он увидел

Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.


«Годзилла»

Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.


Меланхолия одного молодого человека

Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…


Красное внутри

Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.


Дороже самой жизни

Вот уже тридцать лет Элис Манро называют лучшим в мире автором коротких рассказов, но к российскому читателю ее книги приходят только теперь, после того, как писательница получила Нобелевскую премию по литературе. Критика постоянно сравнивает Манро с Чеховым, и это сравнение не лишено оснований: подобно русскому писателю, она умеет рассказать историю так, что читатели, даже принадлежащие к совсем другой культуре, узнают в героях самих себя. В своем новейшем сборнике «Дороже самой жизни» Манро опять вдыхает в героев настоящую жизнь со всеми ее изъянами и нюансами.


Сентябрьские розы

Впервые на русском языке его поздний роман «Сентябрьские розы», который ни в чем не уступает полюбившимся русскому читателю книгам Моруа «Письма к незнакомке» и «Превратности судьбы». Автор вновь исследует тончайшие проявления человеческих страстей. Герой романа – знаменитый писатель Гийом Фонтен, чьими книгами зачитывается Франция. В его жизни, прекрасно отлаженной заботливой женой, все идет своим чередом. Ему недостает лишь чуда – чуда любви, благодаря которой осень жизни вновь становится весной.


Хладнокровное убийство

Трумен Капоте, автор таких бестселлеров, как «Завтрак у Тиффани» (повесть, прославленная в 1961 году экранизацией с Одри Хепберн в главной роли), «Голоса травы», «Другие голоса, другие комнаты», «Призраки в солнечном свете» и прочих, входит в число крупнейших американских прозаиков XX века. Самым значительным произведением Капоте многие считают роман «Хладнокровное убийство», основанный на истории реального преступления и раскрывающий природу насилия как сложного социального и психологического феномена.


Школа для дураков

Роман «Школа для дураков» – одно из самых значительных явлений русской литературы конца ХХ века. По определению самого автора, это книга «об утонченном и странном мальчике, страдающем раздвоением личности… который не может примириться с окружающей действительностью» и который, приобщаясь к миру взрослых, открывает присутствие в мире любви и смерти. По-прежнему остаются актуальными слова первого издателя романа Карла Проффера: «Ничего подобного нет ни в современной русской литературе, ни в русской литературе вообще».