Тайны Торнвуда - [45]

– Я никогда не чувствовала принадлежности к какому-то месту, пока не приехала сюда, – призналась я. – Едва увидев поместье, я осознала это. Дом и сад, холмы позади и вид на долину с парадного крыльца – все каким-то образом сложилось. Словно после долгого путешествия ты прибыл к месту назначения.

– Да, – слабо отозвался Хоб. – Именно так.

Не было ни ветерка. Птицы перестали щебетать, только гудела одинокая пчела, да шепталась чуть колеблемая сухая трава. Все остальное было тихо. Время перестало течь, мгновение остановилось. Затем с ветвей соседнего эвкалипта снялась стайка ворон и с угрюмым карканьем поднялась в небо… Чары разрушились. В кустах по соседству зазвенела одинокая цикада, к которой вскоре присоединился птичий хор. Коровы заревели в отдалении, а из долины поплыл запах эвкалипта.

– Тогда лучше побыстрее начать, – сказал Хоб. – Не бойтесь, Одри, мы приведем ваш сад в полный порядок, вы и оглянуться не успеете.

– Мы?

– Герни иногда помогает мне. Он хороший работник, любит чувствовать себя необходимым. Я поручу ему скосить у вас траву, бесплатно.

– О Хоб, я, конечно, ему заплачу.

– Ну, всего пару-тройку шиллингов, если хотите. Он стрижет еще несколько лужаек в городе и хорошо на этом зарабатывает. Держится достойно, языком не чешет, как его брат.

Я улыбнулась этим словам, вспоминая мужчину, которого видела в свой первый визит в бунгало Хоба, в тот день, когда заехала туда спросить дорогу. Он был выше Хоба, с редкими седыми волосами, а на лице его словно навсегда застыло недоумение. Также я вспомнила, как он встревожился, услышав, что я ищу Торнвуд.

– Надеюсь, он не против будет приехать сюда? – спросила я. – В Торнвуд?

Хоб покачал головой.

– Просто в прошлом мы всегда избегали этого имения. Теперь звучит глупо, учитывая, что мы близкие соседи и все такое. За последние двадцать лет мы практически здесь не бывали. Полагаю, юная Кори сказала вам, что я не слишком любил Сэмюэла Риордана?

Я кивнула:

– Еще она рассказала мне про суд по делу об убийстве. Должна признаться, мне любопытно узнать больше.

Хоб поправил очки.

– Ну что сказать? Конкретных доказательств того, что Сэмюэл Риордан виновен в убийстве, никогда не было… Но попомните мои слова, девушка, он был подлец. Я называл его черной ехидной… Если вы имели глупость рассердить его, он бил не задумываясь.

– Вы считаете, он был виновен?

Почесав узловатым пальцем под здоровым глазом, Хоб осторожно на меня посмотрел.

– Возможно.

– Почему?

– Полагаю, его изменила война, озлобила… В любом случае так люди говорят.

– Он служил в действующей армии?

Хоб замялся.

– Он попал в плен, деточка. Провел несколько лет в лагере у японцев. Да, нашим парням туго там пришлось. Я не хочу проявить к ним какое-то неуважение, совсем нет. Они помогли спасти эту страну, бедолаги, и женщины тоже, отдавая свои юные жизни, чтобы мы здесь могли продолжать жить свободно и мирно. Думаю, Сэмюэл внес свою лепту в это спасение, может, он даже был герой, как говорят. Но домой он вернулся каким-то поврежденным, в голове у него что-то сдвинулось. Некоторые говорят, что лучше бы уж он получил японскую пулю. Лучше для всех нас.

– Что вы имеете в виду – что-то сдвинулось в голове?

Хоб взъерошил свои редкие волосы, раздумывая.

– Один старик, которого я знал, был в плену. Он тоже вернулся домой изменившимся, только не к худшему. Он сказал, что после жутких лет в японском лагере научился замечать малейшее проявление доброты. У него на глаза наворачивались слезы, когда жена подавала ему тапки или наливала чашку чая. Бедняга, по его словам, он настолько был лишен все те годы сострадания и доброты, что это перевернуло его, заставило больше ценить простые вещи. – Хоб отвлекся, его взгляд скользнул с неба на холм, к дереву и обратно на небо, по-видимому, не в состоянии сосредоточиться на чем-то одном. – У Сэмюэла не так. Он вернулся раздраженный, как раненая змея. Когда он умер, я был не единственный, кто вздохнул в Мэгпай-Крике с облегчением.

Я представила лицо мужчины на фотографии, пытаясь нарисовать его змеей, подлецом. Для меня существовал только блеск желания в его темных глазах, манящий изгиб совершенных губ, обольстительная полуулыбка, от которой мне делалось тепло и я каким-то образом ощущала свою ценность. Если под той привлекательной маской скрывалось гнилое нутро, то я совершенно этого не видела.

– Одри, – Хоб посмотрел на меня, нахмурившись, – я расстроил вас этим разговором, да? Вы белая как полотно. Идемте, деточка, лучше нам вернуться. Мне нужно купить стекло и покопаться в деревянных обрезках. То окно в ванной комнате само не починится, верно?

Спуск с холма позволил отвлечься. На пути между задыхающимся от лиан задним садом и тенистой дорожкой за домом я пришла в себя и мысленно поклялась, что скоро буду охлаждать свои усталые конечности под душем. Накачиваться кофеином, жевать на завтрак разогретую пиццу. Погружаться в нормальность, освобождаться от тревожащего осадка, оставшегося после моих снов.

Когда мы огибали дом, я краем глаза заметила что-то сине-зеленоватое – безупречно чистый «Валиант» Хоба был оазисом цвета среди выжженного солнцем бурого ландшафта. Даже моя любимая «Селика», стоявшая в нескольких метрах от него, выглядела по сравнению с ним запущенной.