Тайны Темплтона - [18]

Кларисса только успевала удивленно морщить лоб, но, когда мы, обогнув озеро, въехали в Темплтон и она увидела старинные особняки и сверкающие чистотой улицы, наводненные толпами восторженных туристов, прямо-таки просветлела и оживилась.

— Вот так сюрприз! — удивленно сказала она, повернувшись ко мне. — Какой изумительный город!

— Ну да, довольно милый, — засмущалась я.

— Нет, не милый, а просто идеальный!

Кларисса и моя мать мгновенно поладили — Ви даже оставалась с нами полуночничать с пирожными и винцом и много смеялась; я в жизни не видела ее такой веселой.

Благодарение в тот год выдалось на редкость снежным, и, когда мать однажды дежурила в ночь, мы с Клариссой отправились на праздник огней в Музей ремесел. Там в сугробах были вырыты чаши, в них мерцали огни, подсвечивавшие эти снежные шары изнутри золотистым светом. В свежем морозном воздухе пахло кедровой стружкой и сладковатым потом лошадок, катающих нас в санях. Перезвон бубенцов сливался со звуками скрипки, несшимися из таверны Шермана, где вовсю отплясывал народ, и с веселыми воплями ребятишек, затеявших бой снежками.

Потолкавшись в народной аптеке, мы с Клариссой потом долго стояли там на крыльце, любуясь стилизованной под старину деревней. Только что мы нанюхались всяких целебных снадобий — пиретрума, тисового бальзама, прополиса, сушеной ивовой коры; мы щупали модель человеческой головы и разглядывали черных жирных пиявок, ползавших по дну аквариума. Аристабулус Мадж, подрабатывавший здесь смотрителем — а вообще он был городским аптекарем, — добродушно наблюдал за нами, склонив голову набок, а потом вручил нам ароматные лавандовые мешочки для белья.

На-ка вот бери, Вилли Темпл, — сказал он мне, по своему обычаю назвав меня такой фамилией.

И я, как всегда, притворилась раздосадованной:

— Вилли Аптон.

— Да называй как хочешь, — продолжил он и, по заведенному, хитровато мне подмигнул.

Когда мы вышли, Кларисса вздохнула:

— Я чувствую себя какой-то фифой. Чудно, правда?

Я посмотрела на ее дорогущие сапоги, джинсы за три сотни баксов и улыбнулась.

А потом сказала то, о чем думала в тот момент и что прозвучало не менее чудно. Сказала я следующее. Когда у людей закончится нефть, как пророчит мой преподаватель экономики, когда вся наша инфраструктура развалится и мы не сможем обеспечивать себя привычными товарами, нам всем придется прийти в этот Музей ремесел и начать осваивать заново давно забытые и жизненно важные искусства. И я лично буду этому очень рада.

— Наш мир самодостаточен! — Говоря, я была так возбуждена, что, конечно, не видела, какую рожу скорчила тогда Кларисса. — В этом музее целый кладезь забытых знаний. Здесь делают все — обувь, бочки, колеса, метлы; ткут полотно. Здесь можно научиться животноводству и народной медицине. Это место что-то вроде запасного генератора, поддерживающего культуру. Когда рухнет цивилизация, мы можем просто приехать в Темплтон.

И только дойдя до финальной пламенной речи и посмотрев на Клариссу, я поняла, что разозлила ее.

— Вот обязательно тебе надо все испортить! — С этими словами она спрыгнула в сугроб и зашагала прочь. Маленькие красные помпончики у нее на шапке сердито подскакивали.

Перед отъездом, когда мы прощались, моя мать сжала руками лицо Клариссы.

— В этом доме для тебя всегда найдется комната.

— Ви! — в ужасе одернула я мать. — У Клариссы своя семья.

Ви на меня даже не посмотрела. Поцеловав Клариссу в лоб, она сказала что-то очень тихо, что-то вроде: «Сироту сирота видит издалека».

Уже позже, в машине, на въезде в Массачусетс, я, не сводя глаз с ледяной дороги, попросила:

— Скажи мне, Кларисса… скажи, что нашептала тебе моя мать?

Ответила она не сразу — молчала еще миль пятнадцать. Потом, закурив сигарету, хотя я никому не разрешала курить у меня в машине, выдохнула дым в приоткрытое окошко и проговорила:

— Все правильно она сказала.

И, не переставая смотреть в окно, она рассказала мне, что была единственным ребенком в семье; престарелые родители, преподаватели по профессии, души в ней не чаяли. И однажды, когда ей было почти шестнадцать, они всей семьей поехали в путешествие по Норвегии. На Дороге троллей ее отец подогнал взятый напрокат «вольво» к краю скалистого обрыва — хотел пофотографировать. Пока родители любовались сказочным видом, Кларисса отошла за дерево пописать.

Когда она вернулась, родителей не было. Фотокамера аккуратно стояла на краю обрыва. На последнем снимке запечатлелись их улыбающиеся лица на фоне расстилающегося внизу фьорда — фото отец сделал с расстояния вытянутой руки.

Кларисса металась, звала их, но они не откликались. Она стала громко кричать — ответом ей было насмешливое эхо.

Скалы внизу тщательно обыскали, но тела так и не были найдены. Кларисса вернулась в Коннектикут одна. Необходимые дела устроились сами собой. Она получила деньги по страховке, продала дом и большую часть мебели, и на руках у нее оказалась внушительная сумма. Но из родных у нее никого не осталось и не к кому было податься погостить на праздники.

Когда мы уже подъехали к стоянке перед общагой, она повернулась ко мне и сказала:

— Только попробуй растрепать кому-нибудь — я убью тебя. Поняла? Я не шучу. Умрешь больно и мучительно. Задушу, а может, и освежую, если силенок хватит.