Тайны советской кухни - [32]

— Все готово?

Взглянув на Лизины тюки, он бросился паковать вещи.

— Ваши зимние пальто. Где они?

— Зимние? Не говорите глупостей, война к тому времени кончится!

— Чьи это вещи?

— Мужа. Не трогайте их, они ему не нужны. Он на фронте. Сергей распахнул легкий синий сундук, стоявший в коридоре. Когда-то он принадлежал тетке, давным-давно уехавшей в Америку разводить кур. Внутри все еще лежали ее вещи. Сергей выбросил старые юбки тети Клары, наполнив комнату запахом нафталина, и уложил в сундук модные костюмы и ослепительно-белые рубашки Наума, галстуки, которые он носил в командировках. Дедушкин старый овечий тулуп. Лизину пушистую оренбургскую шаль. Детские валенки. Все упаковав, он схватил обеих девочек и прижал к себе так, что им стало щекотно от его дыхания. У Сергея была широкая улыбка и честные голубые славянские глаза. И открытая форма туберкулеза, которым он мог заразить детей.

Пришел комендант, чтобы опечатать квартиру. Уже на подходе к речному вокзалу Лиза закричала: они забыли маленького Сашку. Сергей побежал обратно к дому, а вся семья в страшном волнении ждала на борту. Широко улыбаясь, Сергей вернулся с малышом.

* * *

— Удачлив ли он? — спрашивал Наполеон, производя полковника в генералы. Везучесть Наума Соломоновича Фрумкина, моего деда, вошла в семейную легенду. Бонапарт его с руками оторвал бы. «Дедушка, — просила моя двоюродная сестра Маша, ковыряя три золотые звездочки на погонах его старой формы, — расскажи, как твою машину разбомбили, а на тебе не осталось ни царапины!» Еще она часто просила рассказать, как он плыл в ледяной воде, уцепившись, чтобы не утонуть, за мину. Которая «забыла» взорваться!

Самой любимой была история про то, как Наума в конце концов пришли арестовывать. Ему, как всегда, повезло — его не оказалось дома, он лежал в больнице. А на дворе было 5 марта 1953 года. День смерти Сталина. Начало конца репрессий.

Наум Фрумкин пошел в РККА (Рабоче-крестьянская красная армия) в 1921 году, а в 1931-м стал работать в разведке. В течение двух предвоенных лет он занимался рискованным делом — вербовал агентов за границей и координировал их работу. Но и международная игра в шпионов, и даже риск погибнуть в бою казались ему прогулкой в парке по сравнению с опасностью, которая грозила изнутри. Между 1937-м и 1941-м чистки буквально выкосили командование советской армии, и в особенности ГРУ — Главного разведуправления. Место начальника ГРУ стало расстрельной должностью: за четыре года, предшествовавших нападению Гитлера, были казнены пять человек, занимавших эту должность. И, повинуясь эффекту домино, летели головы начальников отделов и управлений. В результате руководство ГРУ было почти полностью уничтожено.

В 1939 году, в этой атмосфере парализующего страха, Наум стал начальником отдела — руководил шпионами в наркомате морского флота в Москве. В некотором смысле чистки были выгодны моему везучему деду: он быстро продвигался по карьерной лестнице, переходил из одного флота в другой, занимая опустевшие кабинеты тех, кого «вычистили». Но и сам был под прицелом, его собственный арест поджидал за каждым окном. «Я отрастил глаза на затылке», — рассказывал Наум, уже выйдя на пенсию, всем, кто соглашался слушать. За ним почти постоянно следил НКВД, и он совершенствовался в искусстве пропадать во дворах, запрыгивать на ходу в трамваи. Все это он умел: тренировать шпионов было его работой. Когда напряжение становилось чрезмерным, он представлял себе, как припрет своих шпиков к стенке и скажет им в лицо: «Либо арестуйте меня, либо прекратите ходить по пятам!»

Дедушка был тщеславен. Он считал себя неотразимым. Объясняя, почему он выжил, дед часто упоминал товарища из НКВД по фамилии Георгадзе — офицера, ответственного за выписку ордеров на арест подполковников (по словам Наума, на каждое звание был свой ответственный). Судя по всему, этот Георгадзе попал под дедушкино обаяние на каком-то заседании. Наум думал, что Георгадзе специально не заметил или «потерял» ордер на его арест. Но чаще всего дед просто пожимал плечами. Госпожу Удачу он тоже сумел очаровать. В результате истребления разведки Сталиным Красная армия, по определению одного осведомленного человека, накануне войны осталась «без глаз и ушей». Но вот парадокс: к 22 июня вождь был буквально завален подробными и точными сообщениями о готовящейся атаке нацистов. Главным источником этих донесений, над которыми Сталин насмехался, был тот, о ком Наум, знавший толк в искусстве располагать к себе, мог говорить без умолку.

Знакомьтесь: Рихард Зорге (агентурный псевдоним Рамзай) — плейбой, филантроп, пьяница и, по словам Джона Ле Карре, «всем шпионам шпион». «Величайший шпион в истории», — соглашается с ним Ян Флеминг. «Unwiderstehliche» (неотразимый), — восхищается одна из главных жертв его обмана, германский посол в Японии. Наполовину немец, наполовину русский, Зорге с 1933 года жил в Токио под видом нацистского журналиста. Его резидентура регулярно передавала в штаб-квартиру ГРУ в Москве японские и немецкие секреты самого высокого уровня. (Лариса вспоминает, что в 1939 и 1940 годах к ним в гости приходили специалисты по Японии.) Невероятно, но подробные данные о подготовке операции «Барбаросса», которые Зорге присылал вплоть до самого ее начала, вызывали у Сталина только насмешки. «Просто засранец, который там, в Японии, занимается лишь своими маленькими фабриками и проводит все время в борделях» — так, по словам одного из комментаторов, отозвался о нем вождь.