Тайны соборов и пророчество великого Андайского креста - [6]
Четвертая историческая сила, партия Свободной Воли, возможно, выйдет победительницей изо всех катаклизмов.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ФУЛКАНЕЛЛИ И СЕКРЕТ АЛХИМИИ
В течение многих веков люди верили, что готические соборы — это таинственные книги, скрывающие некое знание; что за горгульями, глифами, круглыми окнами-розетками и стремящимися ввысь контрфорсами лежит — почти не скрываясь — могущественная тайна.
Вальтер Лэнг.
Введение. «Тайна соборов»
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В МИР ВЕЛИКОЙ ТАЙНЫ. На нашем пути встречалось все: и ключи от тайн, и шифры, и жареные факты, и обдуманно-замысловатые розыгрыши. Были и злодеи, и жертвы, и выводящие на путь истинный герои, а также сложные для понимания книги, не поддающиеся расшифровке памятники и странные неземные образы, которые перепархивают из столетия в столетие легко, как бабочки, вступившие в заговор с вечностью.
В центре повести о великой тайне, сцены из которой вытканы на гобеленах человеческой истории, лежит гностическое учение алхимиков. Правда, современное расхожее представление о нем мало похоже на ту древнюю науку, которая теперь представляется нам чем-то вроде первобытных домыслов, основанных на обмане и бредовых видениях, спровоцированных маниакальным увлечением ртутью. То, что алхимия, обладающая древними традициями и перспективами развития, заключает в себе важные истины, признавали многие представители интеллектуальной элиты, среди которых были столь различные по складу ума деятели науки и искусства, как Исаак Ньютон, Леонардо да Винчи и Карл Юнг.
Действительно, Ньютон написал довольно много трактатов по алхимии — больше чем по какой-нибудь другой дисциплине, хотя большая часть этих работ до сих пор ждет часа своей публикации. Последнее десятилетие своей жизни Юнг посвятил разгадке «западной йоги», которую он мельком увидел в толчее алхимических метафор. В этой странной дисциплине есть, видимо, нечто привлекательное для натур любознательных, эрудированных, творческих.
Кроме того, наше воображение до сих пор будоражат образы средневековых «подмастерьев», которые, тщетно пытаясь превратить свинец в золото, с глупым усердием поддувают воздух в печь или горн. В нас говорит научный снобизм, поэтому мы считаем себя вправе отвергнуть древнюю традицию как устаревшую гипотезу, не оправдавшую надежд. А что, если эта традиция все-таки содержит ядрышко истины; что, если «подмастерья» пребывали в заблуждении, ничуть не большем, чем современные историки науки, надменно считающие алхимию лишь предшественницей современной химии? Что, если «алхимия» в корне отличается от расхожих представлений о ней большинства из нас?
Наконец, что, если это ядрышко истины прикасается к самым глубочайшим и важным аспектам бытия человечества?
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ТАЙНА ФУЛКАНЕЛЛИ
Примерно через сто лет после того, как отгремела Первая мировая война, ее очевидцам, если им удастся прожить столь долгий срок, покажется, что пережитая ими когда-то война стала такой же старинной и далекой, как и все бывшие прежде войны. Единственной связующей нитью с грозным прошлым для нас могут оказаться образы, смутно всплывающие в памяти наших предков, которые шли маршем к местам сражений и бились во имя великих целей, впрочем, едва ли понятных даже им самим. Потеряв статус великой, Первая мировая война стала казаться нам лишь прелюдией к столетию разрухи и ужаса. Читая об идеалах и страстных порывах, коими была жива та давно позабытая эпоха, о ее надеждах на славу, завоеванную на поле битвы, о романтических взглядах на национальность, невольно чувствуешь смущение и замешательство. Когда мы думаем о прошлом, если мы вообще способны думать о нем, то по эмоциональному воздействию на нас мы ставим ту великую войну где-то посередине между массовой индустриализацией и миграцией леммингов в море.
Кроме того, оглядываясь назад и всматриваясь в историю, мы обнаруживаем множество войн и бедствий, эпидемий и завоеваний, вулканических извержений, изменений климата и массовых миграций, но ничего, подобного Первой мировой войне, не находим. Она была уникальной. В результате исторического развития война стала продолжением политики, мысль о ней созревала на пике политической напряженности, а теперь война превратилась во вторичный продукт индустриализации и механизации, которые, загнав людей в траншеи Западного фронта, заявили о собственном праве диктовать жизни свои правила.
За четыре века интеллектуального, нравственного и технического процветания Европа создала технически совершенные орудия убийства и занялась массовым производством средств заклания невинных жертв. Эти чудеса техники полностью уничтожили то общество и то социальное устройство, которое породило их самих. Спустя четыре года самопровозглашенные хозяева мира, европейская молодежь, самые лучшие и самые яркие представители империй и республик Старого Света лежали поверженными и истекающими кровью на запустевших землях.
Может быть, это было самоубийство западной культуры? Другими словами — Апокалипсис, эсхатологическая развязка истории, словом, конец света для обитателей Старого Света. Например, незадолго до окончания Первой мировой войны, в сентябре 1918 г., Двенадцатая турецкая армия, удерживавшая линию фронта в горах перед Дамаском, где находится древний курган Мегиддо, была атакована объединенными силами военно-воздушных, танковых и кавалерийских войск. Вероятно, именно это сражение каким-то сверхъестественным образом было описано в 16-й главе Апокалипсиса, ив 1918 г. Армагеддон
