Тайны русской души. Дневник гимназистки - [92]

– Не ходи! Она занята!..

А я отвечала:

– Ну-у! Для меня она никогда не занята! Как вы думаете, Володя?

– Я с вами согласен, – ответил он.

Я подходила. Ей было грустно – не хватало «полноты». В последний раз я подошла – с ней говорил какой-то невзрачный худой блондин341. Я затрудняюсь определить его летá. Да это и не важно. Это – живой и живущий человек, которому трудно было прийти в театр – из тишины своей комнаты, но который пришел – для Лиды, по ее просьбе – и не «ругался», потому что с ней он чувствовал себя – «как у себя в комнате». Моя любимая, она представила меня ему, сказав:

– Это – моя подруга…

И он заметил:

– Это – хорошо…

А Лидочка договорила:

– Которую я очень люблю и которая меня любит.

– А это еще лучше! Потому что, если человека никто не любит, значит, в нем нет хороших качеств.

– А может быть, его никто не понимает?

– Книга, которую никто не понимает, – сама себя не понимает…

– Еще один жестокий приговор…

– Приговор? Нет, это – вывод из моего опыта… Есть книга, которую понимают дети и ученые. Эта книга – Евангелие. И каждый берет из нее то, что ему доступно.

Я собралась уйти. Сказала, что свободна четыре дня, что получила отпуск.

– Ого, какой свободный человек! – рассмеялся он. – Ну а сами себя вы отпустили?

– Имейте в виду, что это – человек, который попадает всегда в самую «центру»! – рассмеялась и Лида.

Это так и было, и, прикусив нижнюю губу, я проговорила:

– Боюсь, что на сегодня я не дала себе отпуску… Ну, прощай, милая! Я пойду!..

– Как же вы уйдете? А кто будет утешать Лидочку? Она без вас заплачет!

– Не заплачет… А вы-то?..

– Я не смогу ее утешить…

Мне не хотелось уходить. У Лиды глазки были печальны. А этот господин заинтересовал меня очень. И послушать мне хотелось. Он говорит:

– Ведь мне не нужно ехать в Петроград. Я поеду в глушь – и с собой туда два Петрограда привезу. Всё мое я вожу всегда с собой…

Кажется, он несколько неточно выразился. Надо было сказать, что «всё его – в нем»…

Но я была не одна, а Зине с Зоей (Лубягиной) было скучно. Если бы не это, я осталась бы…

С Лидой придется ли мне сегодня увидаться? Сегодня – баня…

С тех пор, как я стала служить, мне не хватает музыки, поэзии и театра – я вчера (27 марта) это поняла. Читать – как-то устаёшь, и времени не хватает. Самой играть (на фортепиано)?.. Хочется лучшего… Рисовать?.. Обижает неспособность к самостоятельной композиции… А так хочется всего, что называется одним широким словом – «Искусство»!..

Теперь я не задумаюсь пойти к Вере Феодоровне – и не буду стесняться, сколько бы народу там ни было…

Вчерашний вечер уяснил мне многое в себе. Не знаю, как сказать: переросла я, что ли, себя за то время, что не ходила в театр? Но дело в том, что я теперь совсем иначе отношусь к тому, что происходит на сцене. Раньше там для меня жили живые люди, и с ними я зачастую плакала. Вот как ясно мне вспоминается в этом отношении первое представление «Онегина», на которое я попала. Над Ленским я рыдала. А вчера я видела мысль в образах – и не плакала над «ужасной драмой борьбы в душе ключницы Клавдии». Ни над чем не плакала. Мне только интересно было и жаль того, что вот-вот доведенная любовью до сознания добра душа может снова погибнуть для него…

16/29 марта, пятница

Ну, конечно, вчера (28 марта) я виделась с Лидой (Лазаренко). Рассказывала ей окончание пьесы – она его не видала. Она мне – всё, что было после меня. А потом спросила, какое впечатление произвел на меня тот, с которым она разговаривала, когда я уходила? Говорю:

– Я видела его в спину…

А потом я досадовала целый вечер: в воскресенье (31 марта) – Сонатный (концерт), а я освобожусь (со службы) только в семь (вечера) петроградского (времени), а домой приду только-только в 9 часов 20 минут – если не позднее. А там уж – в 8 часов 30 минут – начнут… Как мне обидно!.. Ведь это уж второй (концерт), что я пропускаю! И теперь, когда я измучилась без музыки, когда мне ее-то именно и не хватает… Фу, всё настроение испорчено. И солнышко не так радует…

Вот – мýка!.. А почему? Я не могу, не могу понять! До мýки хочется чего-то яркого, большого, сильного, быстрого…

И уносящего от Земли. И я не могу, не могу! Мне плакать хочется! Хочется самой сделать что-нибудь большое, значительное. Точно я не знаю еще, что черепахи и ящерицы прячутся меж камнями, среди корней, а улитки никогда-никогда не вылезут из своих створок…

Сумбур в душе – и не разберешь в нем ничего… Я не могу «дать себе отпуск». Я не понимаю себя, не могу выкопать и рассмотреть свою сущность, я не знаю своей собственной ценности, не знаю даже – есть ли во мне что ценное?

Что же мне делать, наконец, в чем я могу себя выявить? Всё, что я ни делаю, кажется мне таким ничтожным, незначительным, нехарактерным. И мне не хочется ничего делать!

Ах, кто бы помог понять себя?!.

Вот – расхандрилась!..

17/30 марта, суббота

«Надо быть благоразумным, ибо душа наша волнуется не без причины», – говорит Метерлинк в «Сокровище смиренных» о «пробуждении души».

И еще: «У них нет “незримого закона”, и можно подумать, что какое-то разъединяющее вещество залегло между их духом и ими самими, между жизнью, которая затрагивает всё существующее, и жизнью, затрагивающей одни быстролетные моменты какой-нибудь страсти, горя или желания. Так проходят столетия, в продолжение которых душа спит, и никто о ней не думает»