Тайны русской души. Дневник гимназистки - [131]
Я совсем перестаю понимать. Что увидал он в этих моих картинках? Правда, они – лучшие. Но я не знаю, что же в них такого, что человек соглашается из-за них мириться с другим – ему лично глубоко антипатичным? Потому что, когда я писала их, в душе звучали молитвы без слов, и пел голос великой тишины – о Вечном? Но ведь это было давно. Несколько долгих лет тому назад, когда еще разлад не коснулся души – опустошающей рукой. Теперь – нет, теперь ведь – совсем не то. Теперь – такое чувство, что из души всё вытряхнуто. И ничего нет там больше – кроме, может быть, небольшой кучки сора в плохо вывернутом уголке…
Вот те рифмованные строки («И дни есть…») в невыносимую минуту я послала Зое (Лубягиной). И долго ждала ответа. Ходила, как непокаянная душа, из угла в угол – не в силах ничем заняться… Наконец, в субботу (15 декабря) пришла она (Зоя) и сказала:
– Я ни о чем не забыла. Всё помню. Если хотите – пойдем сегодня к настройщику и… сделаем осмотр всех учреждений…
Мы и пошли – потом. Мы не сделали «осмотра». Только – немножко поговорили. О танцах, например. Ну, еще – о ненормальности жизни. О Зинаиде Семеновне (Дмитриевой)…
Я откровенно созналась, что у меня «духу не хватило» поговорить с ней. И Зоя на это заметила, что если и в будущий понедельник «духу не достанет», то она сама пойдет, и поговорит, и скажет, чтобы она (Дмитриева) взяла меня непременно…
И – опять! Как горько, обидно!..
Зинаида Семеновна (Дмитриева) пришла не в назначенный час, а Зина (сестра) уже ушла – к зубному врачу. И Зинаида Семеновна долго разговаривала с тетей. Я стояла в темной зале – дрожали губы, и руки стали холодными. А Зоя (Лубягина) – она пришла незадолго перед этим – толкала и звала:
– Ну же – идите!..
Все-таки я не пошла. Я не могла пойти. Там – тетя разговаривала с ней (Дмитриевой). И последняя решимость уходила куда-то… Я не знаю – почему?! Тут – такая путаница!.. Во мне – в моей глупой душе…
Еще – если бы я сама с ней (Дмитриевой) говорила. Может быть, хватило бы силы спрятать дрожь и холодно-равнодушным тоном спросить о том, «найдет ли она возможным?..». Я не смогу иначе. Так я и Зое сказала. И только таким тоном удастся мне скрыть волнение. И то, может быть, прорвет…
А Зоя говорит:
– Не так надо! Сумейте найти более теплые ноты! Вот – как вы говорите со мной… Я вижу теперь, что вы не со всяким можете так, но подумайте: как может относиться к вам человек, если вы холодной водой его поливать будете? Вы не рассердитесь – я скажу? Та (Дмитриева) – тоже, по виду, с самолюбием и маленьким тщеславием. Она не доверяет вам. Вы, вероятно, с ней мало разговаривали. И она вас не знает. Ничего не понимает в вас – совсем…
– Не я виновата, что так случилось. Но – разве, когда под вами горит стул, вы можете думать о «разговорах»?..
– Надо иногда сдерживать себя! Вот видите – теперь и трудно устроить, чтобы было дальше хорошо. Ведь если так разбирать, то я к вам ходить не должна… У меня есть столько оснований… Но я знаю, что вы без меня стоскуетесь, – это мне очень дорого. И я думаю: что мне до того? Помните: я говорила вам об этом?
– Да, помню. Только… Уж это вы – глупости…
– Ничего вы не понимаете в людях! Не знаете их…
– Вы правы. Да откуда ж мне их знать?..
– Да хотя бы – окружающих. Вы их не знаете…
Я молчу. Как – «не понимаю»? Всё вижу, чувствую!.. И мне – очень больно, обидно… За Зою обидно, и больно, и за себя…
И за всех, кто относится к ней так, мне очень стыдно… Но я не могу, я не хочу признаться! За них мне так стыдно – и горько!.. Пусть лучше я «не знаю людей» и «ничего не понимаю»!.. Ах, всё это до ужаса быстро заставляет померкнуть свет и краски – и погаснуть тепло… Так тоскливо – и серо!..
Приложение
Милая Ниночка, голубчик, родненькая! Кончила свои кухонные дела и хочется побеседовать с тобой. Сегодня мне как-то особенно не по себе, голова болит и сердце колотится, т. ч. я м.б. что-нибудь и не так напишу, ты уж не сердись, золото мое. Получила твое заказное письмо, прочла его не один раз и так хочется облегчить тебе, помочь всей душой, т. к. я понимаю, совсем понимаю твои сомнения, колебания. Милая, отчего ты пишешь о своих сомнениях, когда уже проанализировала их, а не раньше, когда переложение в словесную форму настроений, в которых выражается эта мучительная душевная работа, может облегчить ее, помочь анализу.
Ты слишком много копаешься в себе, в колебаниях своего настроения. У меня этот грех был, теперь я на все смотрю проще, и совесть загрубела, должно быть, да и некогда раздумывать над этим. Я знаю, что нельзя подействовать одними словами «смотри на все проще», и мне это говорили, и я не могла этого делать, пока сама жизнь не заставила. И вот теперь Леночка путается в этой путанице сомнений, и я не знаю, как заставить ее смотреть на все проще, спокойнее, п.ч. все равно, особенно теперь уставший мозг не в силах разобраться в душевной жизни. Ну, я отвлеклась. Я хотела сказать, что ты слишком склонна к сложному анализу и через эту призму смотришь на весь окружающий мир. Так жить тяжело. Я знаю, что служба тебя тяготит и тебе действительно вредно служить в такой обстановке и с твоими взглядами.
Книга, основанная на воспоминаниях о жизни, быте, нравах, обычаях, верованиях русского крестьянства, представляет собой попытку нравственно-философского осмысления последствий одного из самых драматичных социальных сдвигов XX века, который принято называть раскрестьяниванием России. Это первая книга по устной истории в России.
До сих пор в России не было ни одной научной книги по истории любого из 50-ти с лишним лагерных комплексов ГУЛАГа. Между тем именно лагерные комплексы были основой, становым хребтом гулаговской империи. Только исследуя историю отдельно взятого лагеря, можно до конца понять и объяснить механизм лагерной системы. В данной книге впервые на основе богатого архивного материала, воспоминаний очевидцев рассказывается об истории формирования и функционирования одного из 10-ти лесных лагерей Вятлага ГУЛАГа с 1930-х до 1960-х годов.
Книга доктора исторических наук, профессора Виктора Бердинских, созданная в редком жанре «устной истории», посвящена повседневной жизни русской деревни в первой половине XX века. В ней содержатся сведения о быте, нравах, устройстве семьи, народных праздниках, сохранившихся или возникших после Октябрьской революции. Автор более двадцати пяти лет записывал рассказы крестьян и, таким образом, собрал уникальный материал, зафиксировав взгляд на деревенскую жизнь самих носителей уходящей в небытие русской крестьянской культуры.
Книга доктора исторических наук, профессора Виктора Бердинских, созданная в редком жанре «устной истории», посвящена повседневной жизни русской деревни в XX веке. В ней содержатся уникальные сведения о быте, нравах, устройстве семьи, народных праздниках, сохранившихся или возникших после Октябрьской революции. Автор более двадцати пяти лет записывал рассказы крестьян и, таким образом, собрал уникальный материал, зафиксировав взгляд на деревенскую жизнь самих носителей уходящей в небытие русской крестьянской культуры.
"Тихо и мирно протекала послевоенная жизнь в далеком от столичных и промышленных центров провинциальном городке. Бийску в 1953-м исполнилось 244 года и будущее его, казалось, предопределено второстепенной ролью подобных ему сибирских поселений. Но именно этот год, известный в истории как год смерти великого вождя, стал для города переломным в его судьбе. 13 июня 1953 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о создании в системе министерства строительства металлургических и химических предприятий строительно-монтажного треста № 122 и возложили на него строительство предприятий военно-промышленного комплекса.
В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.
Первая часть этой книги была опубликована в сборнике «Красное и белое». На литературном конкурсе «Арсис-2015» имени В. А. Рождественского, который прошёл в Тихвине в октябре 2015 года, очерк «Город, которого нет» признан лучшим в номинации «Публицистика». В книге публикуются также небольшой очерк о современном Тихвине: «Город, который есть» и подборка стихов «Город моей судьбы». Книга иллюстрирована фотографиями дореволюционного и современного периодов из личного архива автора.
Мемуары Владимира Федоровича Романова представляют собой счастливый пример воспоминаний деятеля из «второго эшелона» государственной элиты Российской империи рубежа XIX–XX вв. Воздерживаясь от пафоса и полемичности, свойственных воспоминаниям крупных государственных деятелей (С. Ю. Витте, В. Н. Коковцова, П. Н. Милюкова и др.), автор подробно, объективно и не без литературного таланта описывает события, современником и очевидцем которых он был на протяжении почти полувека, с 1874 по 1920 г., во время учебы в гимназии и университете в Киеве, службы в центральных учреждениях Министерства внутренних дел, ведомств путей сообщения и землеустройства в Петербурге, работы в Красном Кресте в Первую мировую войну, пребывания на Украине во время Гражданской войны до отъезда в эмиграцию.
Уильям Сомерсет Моэм (1874–1965), английский романист, драматург, создатель блестящих коротких рассказов, сохранивших очарование и поныне, самый высокооплачиваемый писатель своего времени, сотрудничавший с английской разведкой во время двух мировых войн, человек, общавшийся с такими представителями политической и культурной элиты, как Уинстон Черчилль, Матисс, Шагал, Лоренс Оливье, Вивьен Ли, прожил долгую, насыщенную драматическими событиями, противоречивую и сложную жизнь, которая, впрочем, подстать его не менее драматической, противоречивой и сложной эпохе.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.
В этой книге рассказывается о том, как строились отношения в крестьянской семье, как женились и разводились, как воспитывали детей. Каковы были повседневный быт, отношение к религии, устройство жилья, представления о гигиене. В чем заключалась сугубо женская обрядность. Что считалось личной собственностью женщины в имуществе двора, какую роль она играла в крестьянской общине и почему случались «бабьи бунты». А также — об интимной жизни крестьянки, узаконенных обычаем «ласках» свекра, проституции и женской преступности, о публичных — всей общиной — наказаниях провинившихся.
Книга Леонида Васильева адресована тем, кто хочет лучше узнать и понять Китай и китайцев. Она подробно повествует о том, , как формировались древнейшие культы, традиции верования и обряды Китая, как возникли в Китае конфуцианство, даосизм и китайский буддизм, как постепенно сложилась синтетическая религия, соединившая в себе элементы всех трех учений, и как все это создало традиции, во многом определившие китайский национальный характер. Это рассказ о том, как традиция, вобравшая опыт десятков поколений, стала образом жизни, в основе которого поклонение предкам, почтение к старшим, любовь к детям, благоговение перед ученостью, целеустремленность, ответственность и трудолюбие.
Есть две причины, по которым эту книгу надо прочитать обязательно.Во-первых, она посвящена основателю ислама пророку Мухаммеду, который мирной проповедью объединил вокруг себя массы людей и затем, уже в качестве политического деятеля и полководца, создал мощнейшее государство, положившее начало Арабскому халифату. Во-вторых, она написана выдающимся писателем Вашингтоном Ирвингом, которого принято называть отцом американской литературы. В России Ирвинга знают как автора знаменитой «Легенды о Сонной Лощине», но его исторические труды до сих пор практически неизвестны отечественному читателю.
Быт дореволюционной русской деревни в наше время зачастую излишне омрачается или напротив, поэтизируется. Тем большее значение приобретает беспристрастный взгляд очевидца. Ольга Семенова-Тян-Шанская (1863 1906) — дочь знаменитого географа и путешественника и сама этнограф — на протяжении многих лет, взяв за объект исследования село в Рязанской губернии, добросовестно записывала все, что имело отношение к быту тамошних крестьян. В результате получилась удивительная книга, насыщенная фактами из жизни наших предков, книга о самобытной культуре, исчезнувшей во времени.