Тайны русской дипломатии - [38]

Вот что повествуют об этом старинные хроники: «Тотчас после казни тело Котошихина было отвезено в Упсалу, где оно было анатомировано профессором, высокоученым магистром Олафом Рудбеком. Кости Селецкого-Котошихина хранятся там и до сих пор, как монумент, нанизанные на медные и стальные проволоки».

Вот так-то! Был дипломатом, особо доверенным чиновником Посольского приказа, вел переговоры с канцлерами и королями — и вдруг скелет, нанизанное на проволоки учебное пособие для изучения анатомии студентами Упсальского университета. Что ж, для иуды это хоть и несколько необычный, но вполне достойный конец. Библейский Иуда, как известно, удавился — и это никого ничему не научило. Как станет ясно из дальнейшего повествования, скелет Котошихина тоже никого ничему не научил — предательства среди дипломатов не прекратились…

ФРАНЦУЗСКИЙ АГЕНТ РУССКОГО ЦАРЯ

Было бы большой ошибкой думать, что бациллой предательства были заражены только русские дипломаты. Как показывают факты, в просвещенной Европе эта хворь поразила не только страдающих от безденежья чиновников или промотавших состояния придворных, но даже самую обеспеченную и самую высокопоставленную верхушку общества — вплоть до министров. Самым известным, самым жадным и, конечно же, самым информированным иудой XIX века был министр иностранных дел наполеоновской Франции Талейран. Этот человек был и князем, и герцогом, и камергером, и командором ордена Почетного легиона, но неуемное корыстолюбие привело его к тому, что кроме своего подлинного имени Талейран-Перигор он оброс многочисленными псевдонимами, такими как Кузен Анри, Красавец Леандр, Анна Ивановна, Юрисконсульт, и многими другими.

При всем при том он оставался «одним из самых выдающихся дипломатов, мастером тонкой дипломатической интриги и беспринципным политиком» — именно таких характеристик удостоился Талейран в самых разных энциклопедиях. А ведь время, в которое жил и работал Талейран, для Франции было одним из самых великих, блистательных и ярких! Наполеон одерживал одну победу за другой, все европейские столицы признали безусловное первенство Парижа, все императоры и короли склонили головы перед ненавистным корсиканцем, а после разгрома союзных войск под Аустерлицем Наполеон понял, что его заветная мечта покорить Москву вполне реальна.

С некоторым опозданием, но это поняли и в Петербурге. Армии, которая могла бы на равных сражаться с французскими бригадами, не было, значит, надо тянуть время и формировать новые полки. Именно поэтому Александр I пошел на заключение крайне непопулярного Тильзитского договора. Ему пришлось оправдываться даже перед матерью.

«Союз с Наполеоном, — писал он, — лишь изменение способов борьбы против него. Он нужен России для того, чтобы иметь возможность некоторое время дышать свободно и увеличивать в течение этого столь драгоценного времени наши средства и силы».

Но Наполеон, решив окончательно загнать Александра I в угол, буквально навязал ему не менее позорную Эрфуртскую союзную конвенцию. Переговоры шли очень трудно и нервно, Наполеон требовал совершенно невозможного, Александр I, как мог, противился. Совершенно вымотанный бесплодными дискуссиями, по вечерам Александр I скрывался в салоне княгини Турн-и-Таксис: тут он мог отдохнуть и без лишних свидетелей поговорить со своими советниками.

И вот однажды в этой «русской крепости» совершенно неожиданно появился французский министр иностранных дел Талейран! Его не ждали, не приглашали, и одному богу ведомо, как он туда проник. К тому же были нарушены все нормы не только дипломатического протокола, но и светского этикета: явиться к главе государства без приглашения — это совершенно немыслимый поступок. Обескураженный этой бесцеремонностью, император хотел было сказаться больным, но в последний момент передумал: пройдоха Талейран беспричинно и шагу не сделает. Раз светлейший князь и владетельный герцог Беневентский решился на нарушение этикета, значит, тому были веские причины.

После обязательных в таких случаях поклонов, расшаркиваний и восторженных отзывов о гостиной хозяйки дома Талейран вдруг спросил:

— Государь, для чего вы приехали в Эрфурт?

— Как это для чего? — несколько смешался царь. — Для подписания конвенции с французским императором.

— Она же для вас невыгодна и, простите за прямоту, унизительна. Ну признает Наполеон ваше право на Молдавию и Валахию, ну пообещает нейтралитет, если с этим не согласится Турция и начнет против России боевые действия. Но неужели вы верите ему в том, что он придет вам на помощь, если на стороне Турции выступит Австрия?! Да ни в жизнь! Главный интерес Наполеона в том, чтобы ослабить Россию. Без этого ему не покорить Европу.

«Провокация, — подумал император. — Серьезная, широкомасштабная провокация. Меня хотят втянуть в какой-то заговор против Наполеона. Но кому это выгодно — Англии, Австрии, Турции? По большому счету, это выгодно прежде всего нам, России, но мы пока что к серьезной игре с Наполеоном не готовы.

А что, если… Нет, это невозможно. Так не бывает. Ведь это же измена. Хотя на что не пойдешь, чтобы отомстить за прилюдно поруганную честь. Ведь мне же докладывали. Как сейчас помню послание Чернышева, который присутствовал при безобразнейшей сцене, когда Наполеон чуть не набросился с кулаками на Талейрана, при этом крича во все горло: «Вы — вор, мерзавец и бесчестный человек! Вы не верите в Бога, вы всю вашу жизнь предавали. Для вас нет ничего святого, вы бы продали вашего родного отца! Я вас осыпал благодеяниями, а между тем вы на все против меня способны. Вы заслужили, чтобы я вас разбил, как стекло. И у меня есть власть сделать это, но я слишком вас презираю, чтобы взять на себя этот труд! Почему я вас еще не повесил на решетке Карусельной площади?! Но есть, есть еще для этого достаточно времени! Вы — грязь в шелковых чулках! Грязь! Грязь! Грязь!»