Тайны первой французской революции - [27]

 Пятнадцать раз судорожный толчок потрясал его с головы до ног, но не заставил потерять дерзкого вида.

 Тенвилль твердым шагом взошел на эшафот, когда подошла очередь.

 Народ громко требовал, чтоб палач показал отрубленную голову преступника, и желание толпы было исполнено: палач поднял ее высоко над собой.

 (Говорят, что вечером того дня Гаво, творец "Бедного семейства", упал в обморок при известии о странном успехе своей песни, послужившей аккомпанементом топору гильотины!)

 Добряк Сюрко не стал дожидаться окончания казни. Несмотря на обещание, данное Брикету, он один ушел с Гревской площади. Пробираясь вдоль стен домов, он успел выйти из толпы и добраться до набережной Межессери, довольно пустынной.

 Чувствуя наконец, что тяжесть свалилась с его плеч, он шел более твердой поступью. Время от времени словно неведомое счастье душило его, он останавливался и жадно вздыхал полной грудью, потом неожиданно разражался взрывом хохота или радостными восклицаниями, весело потирая руки.

 Верно то, что он нисколько не напоминал того мертвенно бледного, трепещущего Сюрко, который за четыре часа перед этим шел по той же дороге повесив нос, а теперь возвращался с высоко поднятой головой.

 Этот добряк-парфюмер был так счастлив, так счастлив, что даже не замечал, что, увидев загадочные буквы на его спине, за ним следили с самой Гревской площади какие-то таинственные люди, как будто не знакомые между собою. Он шел, охраняемый без своего ведома, справа, слева, впереди и сзади.

 По дороге к дому он предавался веселому раздумью.

 "Эге! -- говорил он сам себе. -- Вот так, дорогой друг, который отложил себе денежку на голодный денек! А тут-то раз навсегда ему утолили голод".

 За этими словами последовал очередной взрыв нервного смеха, и он прибавил, похлопывая себя по бедрам:

 -- А теперь эта денежка достанется мне! Славный, кругленький кушик!

 Сделав несколько шагов вперед, он остановился и, потирая руки, прошептал:

 -- Кушик в несколько миллионов!

 У Мон Блан, на которой сояла лавочка Сюрко, странные "телохранители" все еще шли по следам парфюмера.

 Но увидев его входящим в магазин, они вдруг остановились, как будто пораженные неожиданным открытием. На свист соглядатая, шедшего впереди, все, один за другим, направились к проулку, соединявшему Мон Блан с улицей Гельдер. Встретившись в этом длинном, темном проходе, загадочные люди, которые еще минуту назад, казалось, не знали друг друга, захохотали:

 -- Мы гнались за зайцем, на которого уже направлено ружье, -- сказал один из них.

 -- Молодчик, о котором говорят много дурного, -- прибавил другой.

 -- Он в хороших руках, и нам нечего беспокоиться о нем. В поход, господа!

 Покинув переулок, они разбрелись в разные стороны.

 Парфюмер вошел к себе. В лавочке он выказал странную прыть: весело шагая взад и вперед, он распевал куплетец, который стал известен только за два дня перед тем и который приписывался перу молодого журналиста Мартинвилля, заподозренного в неискренности своих демократических чувств:

 

 Fraternisons, cher Jacobin,

 Jе me repends. Je veux enfin

 Etre un vrai sans-culotte.

 Oui, je veux t'aimer desormais,

 Offre-moi un baiser de paix

 Et j'ote ma culotte [*].

 

 [*] -- Будем жить по-братски, друг мой якобинец. Я приношу покаяние и хочу наконец жить истым бесштанником. Да, хочу отныне любить тебя, дай мне поцелуй мира -- и я стащу долой свои штаны.

 

 Сидя за своей конторкой, госпожа Сюрко не обратила бы ни малейшего внимания на приход парфюмера, если бы не его пение. Такое необыкновенное поведение удивило ее и заставило взглянуть на мужа, стоявшего к ней спиной. Написанные на его куртке буквы бросились ей в глаза.

 -- Что у вас такое на карманьолке? -- спросила она.

 -- Где? -- не понял муж, оглядывая свою одежду.

 -- На спине.

 Сюрко стащил куртку и тоже увидел белые буквы.

 Напрасно ломал он себе голову, пытаясь разрешить их смысл.

 -- Какой-нибудь шутник посмеялся надо мной, -- сказал он после тщетных размышлений.

 Он начал оттирать буквы рукой, но жирный мел въелся в материю и сходил очень плохо.

 -- Нужно сильнее почистить щеткой, -- посоветовала Лоретта.

 -- Сильнее, -- сказал Сюрко. -- Так это дело Лебика.

 Он позвал верзилу-приказчика, занимавшегося в лаборатории чисткой металлических вещей.

 Парфюмер держал в руках свою карманьолку в ожидании Лебика, когда дверь на улицу отворилась.

 -- Скажи-ка на милость, соседушка, -- вскричал, входя, вернувшийся с Гревской площади Брикет, -- так-то ты возвращаешься со мной вместе!

 -- Меня унесла толпа.

 -- Ну-тка, что это у тебя на одежде?

 -- Шутка, сыгранная со мной, -- отвечал Сюрко, расстилая разукрашенную куртку перед глазами галунщика.

 -- Эти буквы, может быть, имеют какой-нибудь смысл? -- спросил Брикет.

 -- По чести -- ничего не знаю.

 В эту минуту Лебик выходил из лаборатории.

 -- Что тебе, патрон? -- спросил великан, говоря "ты" по обычаю того времени.

 -- Возьми это платье и отчисти хорошенько. Но не принимайся за него изо всей твоей силищи, скотина, а то протрешь дыру.

 Верзила-идиот взглянул на буквы, но ничего не понял, потому что не умел читать. Потом вскричал: