Тайны парижских манекенщиц - [13]
Еще одно разочарование. И какое! Ибо здесь весь Лион, очень похожий на весь Париж. Показ состоится после праздничного представления di primo cartello (Серж Лифарь[42] и К°).
Когда я возвращаюсь в Париж в отвратительном настроении, семья начинает осторожно сочувствовать мне: «Отец предупреждал тебя, – говорит мама. – Поганая профессия! В ней пробиваются только шлюхи!» Неужели правда? Хм! Не все мои подруги весталки. Я внутренне краснею: а я? К счастью, у папы (я привела с собой жениха) не совсем современные взгляды на жизнь! Манюель великолепен, хорошо воспитан, по-настоящему влюблен, не скуп, осыпает меня подарками; водит в бистро за тысячу двести франков. Быть может, излишне ревнив. У Dominique France его не любят:
«Иностранец! Не станете же вы выходить за иностранца?!»
Семья оценивает жениха довольно высоко. Но папа инстинктивно недолюбливает «пингвинов»!
Наконец, приятный приказ:
– Жаннин, в студию! Остальные удивлены не меньше меня.
В студии ожидает Пьер Бальмен, который отправлял меня в Лион. Молодой, высокий, крепкий, красивая голова, веселый и динамичный здоровяк.
Рядом с ним еще один господин[43]. Они разговаривают на равных. Этот мужчина чуть старше, заостренный нос, крепыш, брюнет с намеком на лысину, красивые глаза, очень мягкий выговор:
Ансамбль Дома моды Бальмена, 1957/1958
– Малышка, о которой я вам говорил.
Светлые волосы, рассыпавшиеся на блузке из белого полотна, облик юной девушки, похоже, им нравятся.
– Вы уже показывали коллекцию?
– Да, в прошлом году.
– Чем занимались с тех пор?
– Дублерша.
– Ходить умеете?
– Думаю, да.
Они кивают. Бальмен:
– Да, действительно! Я видел вас в Лионе.
Диор:
– Из нее надо что-то сделать.
На следующий день у выхода из студии ко мне подходит посетитель:
– Мадемуазель, мы заметили вас во время репетиции в Лионе. Считаем, что вы хорошо показываете.
Это модельер от Нины Ричи[44]. У меня заходится сердце, неужели! Я такая скромная, меня…
– Сколько вы зарабатываете?
– Тысячу четыреста.
– Нина Ричи предлагает тысячу семьсот.
– Месье, я должна подумать.
Я вся в сомнениях. Ведь здесь с Бальменом и Диором…
Я поднимаюсь в студию, где сталкиваюсь со своим «врагом» Кристиной, пришедшей с визитом. Я не знаю, что делать:
– Мадемуазель, мне предлагают…
(Я всегда действовала ей на нервы.)
– Идиотка, влезай в профессию! Вроде не хромоножка, не безрукая. Разве здесь у тебя нет шансов? Сядь и не пудри нам мозги!
Я звоню к Нине Ричи и говорю, что Лелонг «гарантирует мне больше».
Январь 1943-го. Вот уже год, как я прозябаю в Доме! Летняя коллекция вызревает, ее покажут через месяц. Большинство манекенщиц Лелонга уже задействованы. Я немного взбодрилась… Что сделают для меня мои защитники?
– Пьер, я подумал о платье для малышки Жаннин.
– Забавно, дорогой! Я тоже.
Сеансы в большой студии, где снова властвует холод. Склоняясь надо мной или ползая на коленях по листам со своими набросками, Бальмен и Диор колдуют. Иногда к ним в качестве арбитра присоединяется Лелонг.
Сейчас, спустя какое-то время, эти недели превратились для меня в сказку. Представьте себе начинающую актрису, которую заставляют работать одновременно Деланнуа[45] и Карне[46]. Диор задумал для меня платье «Сильвия» из черной шерстяной ткани с большим декольте, с лифом в обтяжку, красивыми складками, расширяющееся после бедер. Потрясающая линия!
Бальмен трудится над «Маржолен», черным прямым платьем, из-под которого выглядывает вышитый жилет из кремового атласа с цветочками по краям.
– Поздравляю! – одобряет господин Лелонг. – Это дитя вдохновило вас.
Сам хозяин, как и полагается, в последний час (таков обычай!) решает проблему «свадебного платья»:
– Также возьмем малышку.
Простенькое платье из белого сатина, застегивающееся на пуговицы сверху донизу. Шедевр вкуса!
Великий день! В четыре салона набилось две тысячи человек: три ряда стульев, а сколько стоячих мест!
Какой страх… и какие надежды! Я во всеоружии вот уже час в перегретой кабине, где звезды в руках швей, перчаточниц. Слышны слова:
– Я видела Пиге![47]
– Похоже, здесь Жак Фат!
Рисовальщики, художники, фотографы, первые портнихи, вооруженные булавками, вторые портнихи, шляпницы у зеркал. Напряжение растет, все в лихорадке. Я жду, ноги подкашиваются. «Первая» прошла, «вторая»… Меня оставили, чтобы заполнить первую паузу.
Я иду восьмой в платье Бальмена, его мягкое облегание придает мне силы. Советы господина Ренвилля: мелкие шажки без покачиваний; голову держать высоко, но без зажатости; улыбка, но не цепляющая. Спонтанные аплодисменты, одобрительные кивки.
Быстрее надеть платье «Сильвия»! Так быстро! Слишком быстро! Мне уже кричат:
– Пауза! Быстрее, малышка!
На этот раз аплодисменты кажутся более бурными. Слышу шепотки:
– Мила!
– Восхитительна!
– Хорошо сложена!
Возвращаюсь, задыхаясь от счастья. Господин Лелонг на ходу подмигивает мне.
Полчаса спустя, когда я надела «свадебное платье», происходит нечто странное! Ощущение мира и спокойствия. В кабине все столпились вокруг меня! Подружки невесты – им не надо завидовать мне, ведь на них платья из синего пике[48] с отворотами ярко-голубого цвета, а в волосах гнездо голубки – складывают руки на груди:
