Тайны острова Буяна - [2]

— Ладно, поехали, — сказал я, поднимаясь с дивана. — Осмотрим место преступления.

Боря был на своей «ауди». Мне лично больше нравится «форд», но это, конечно, дело вкуса и престижа. Пока мы добирались до театра, Машенко взахлеб излагал мне перипетии драмы, разыгравшейся на провинциальных подмостках по воле заезжего столичного режиссера. Рассказ был путаным, и мне никак не удавалось уловить нить сюжета. Однако я не спешил обвинять бизнесмена в неспособности связно изложить ход событий, поскольку отлично понимал, как сложно неподготовленному человеку постичь все тонкости парящей в творческом вдохновении постмодернистской души.

— А режиссер точно из столицы?

— Я собственными глазами прочитал в программке. И Закревский мне об этом говорил и даже обещал меня с ним познакомить.

Театр уже опустел. Разочарованная скандальным происшествием публика его покинула. Однако за кулисами царило оживление. Ошарашенные актеры носились по сцене и размахивали руками, пытаясь, видимо, восстановить подробности только что разразившейся драмы. Мащенко — а он, похоже, был за кулисами своим — представил меня пухлому человеку небольшого роста, оказавшемуся директором театра Крутиковым Анатолием Степановичем.

— Вы из органов? — с ходу зачастил взволнованный директор. — Я уже вам звонил. Вы знаете, ума не приложу! Вот же он стоял — и нет его. Это безобразие. Что же это делается на белом свете! Заслуженный артист! И вдруг такой пассаж. Вы за задником смотрели, может, он туда завалился?

Последний вопрос был обращен к двум простецкого вида мужичкам, монтировщикам декораций, которые на фоне всеобщей растерянности выглядели наиболее трезвомыслящими людьми, несмотря на исходящий от них запах спиртного.

— Да смотрели мы, Анатолий Степанович, — обиженно пробубнил один из монтировщиков. — Всю сцену по-пластунски облазили.

— А почему пьяны? — взвизгнул Кругликов. — Уволю всех, к чертовой матери.

— Так ведь премьера, Анатолий Степанович, — обиженно прогундел монтировщик. — Приняли по сто грамм, не больше.

— Может, он в оркестровую яму провалился? — вернулся директор к волнующей всех теме.

— Так ведь нет у нас в театре оркестровой ямы, — удивился трезвомыслящий монтировщик.

— Фу-ты, — хлопнул себя по лбу Кругликов. — Ум за разум заходит. Но не мог же он вот просто взять и испариться. А вы что стоите, товарищ? Ищите! Шутка сказать, пропал заслуженный артист!

Последние слова были обращены уже ко мне. Однако я не оправдал надежд Анатолия Степановича, то есть не стал бегать по сцене с большой лупой в руках, отыскивая следы загадочного исчезновения, а так и продолжал стыть посреди сцены, засунув руки в карманы кожаной куртки.

— Он не из органов, — пояснил Кругликову Боря. — Это лучший в городе экстрасенс, к тому же хороший знакомый Аркадия Петровича.

— А милиция где?! — возопил возмущенно директор. — Я же им час назад звонил!

Пока Кругликов по служебному телефону выяснял, куда запропастились работники правоохранительных органов, я осматривал место происшествия. Вообще-то Боря был прав. Определить по декорациям, в каком веке разворачивалось действие спектакля, не представлялось возможным. Завернутые в простыни актеры потрепанными ночными бабочками порхали по сцене среди устрашающего вида конструкций, которые в одинаковой мере годились и для борделя, и для бани, и для сумасшедшего дома.

— А вы действительно экстрасенс?

Вопрос этот мне задала умопомрачительная брюнетка с большими, выразительными карими глазами, вероятно активная участница трагически завершившегося действа, если судить по простыне, облегающей ее пышные формы. Я уже собрался ей представиться, но меня опередил монтировщик, стоявший поблизости и косивший в мою сторону хмельным глазом:

— Дон Жуан он. Его командор в преисподнюю утащил.

— Ах, перестаньте, Сева, — махнула в его сторону рукой брюнетка.

— Мамой клянусь, — обиделся монтировщик. — Собственными глазами видел, как они провалились.

Я не стал опровергать настырного Севу по той простой причине, что изложенный им факт имел место в моей биографии. Очень может быть, что монтировщик находился в тот момент в зале среди немногочисленных зрителей.

— Чарнота Вадим Всеволодович, — склонился я в поклоне перед очаровательной брюнеткой.

— Анастасия Зимина, — протянула мне руку красавица.

Судя по тому, как часто задышал за моей спиной Боря Мащенко, этот жест ему показался предосудительным. Скорее всего, он был неравнодушен к Зиминой гораздо в большей степени, чем к театру. И именно этим обстоятельством объяснялось его присутствие на скучнейшем постмодернистском спектакле.

— Он женатый, — сказал из-за моей спины Боря. — И вообще, зверь, каких поискать.

— Как интересно, — обворожительно улыбнулась мне Анастасия.

К сожалению, нашему с актрисой Зиминой содержательному разговору помешал директор Кругликов, разгоряченным шаром выкатившийся на сцену. В выражениях Анатолий Степанович не стеснялся. Из его сбивчивого рассказа мы все-таки уяснили, что органы в который уже раз не проявили расторопности и сочли заявление уважаемого человека по поводу пропажи заслуженного артиста глупой шуткой.