Тайны «Монастырского приюта» - [40]

В душевой Сиверса частенько посещали стоящие мысли. Вот и сейчас он подумал, что заперли его в подвале не для того, чтобы убить. И скорее всего, не с той целью, чтобы лишить разума. Убить просто, использовать человека для каких-то своих нужд – гораздо труднее. Для этого нужно сделать так, чтобы объект не догадывался, что его используют. Чтобы он был уверен, что действует самостоятельно.

Вот и с ним произошло то же самое. И происходит с самого начала, с первой минуты, как он появился здесь. «Меня используют как наживку», – решил Сивере. Ясно, что за ним следят, контролируют его поступки, анализируют поведение. Он – как обезьяна в клетке. Просто клетка эта – весь «Монастырский приют».

Возможно, не он один является подопытным кроликом. Но для чего и кому это нужно? Какую он представляет для них ценность? Биологическую, материальную, духовную, какую?.. Ясно одно, тот, кто закрыл крышку люка, гораздо опаснее убийцы. Он (или она, они?) включил Сиверса в свою игру, но до определенных пор. Пока фигура историка не станет на доске лишней.

Догадка Александра Юрьевича нашла косвенное подтверждение, когда он вернулся из душевой в свою келью. Переодеваясь в чистое белье и одежду, он обратил внимание, что некоторые предметы лежат не так, как были оставлены им накануне. Например, красно-коричневый саквояж задвинут под столик гораздо глубже. Наручные часы перекочевали из одного кармана брюк в другой. А томик стихов Тер-Маркарьяна раскрыт не на той странице.

Теперь он вспомнил, что и хлебные крошки, которые прошлой ночью рассыпал под дверью, прежде чем отправиться на свидание к Анне Горенштейн, были раздавлены. Кто-то очень любит посещать его номер в отсутствие хозяина… Что они ищут? Или чего ждут? Что сам Сивере что-то найдет?

Александр Юрьевич посмотрел в зеркало, висящее над рукомойником. И опять ему показалось, что за ним внимательно наблюдают оттуда. Но на сей раз он даже испытал от этого ощущения удовольствие. Подмигнув своему отражению (или тому, кто прятался за ним), историк вполголоса произнес:

– Играть так играть, а правила будем менять по ходу партии…

5

Опоздав к ужину, Александр Юрьевич был несказанно рад, что трапезничает почти в одиночестве. Трех древних стариков за отдаленным столиком он уже перестал считать за живых существ. Так, тени прошлого, продолжающие по привычке глотать пищу. Внимания на Сиверса они не обращали никакого, словно и он для них представлял иллюзорный объект давно несуществующего мира.

В тарелках лежало нечто белое: творог или манная каша. С других столиков убирала посуду Тереза. Проходя мимо Сиверса, она спросила, не глядя на него:

– Не хотите ли и вы мацони?

Лицо ее ничего не выражало. Но одна щека была чуть краснее другой и явно припухшей. «Какого же цвета у нее глаза?» – подумал Александр Юрьевич и не смог вспомнить.

– Неужели он вас ударил? – произнес Сивере. – Вот негодяй.

– Не надо так, – тихо сказала она. – Вы же ничего не знаете. – Собрав со стола пустую посуду, Тереза поспешно отошла.

На пороге кухни появилась фигура Тошика Полонского. Он молча поглядел на свою жену, затем на историка, усмехнулся и снова исчез. В любое другое время Сивере не стал бы не только вмешиваться, но даже размышлять на эту далекую от него тему, но теперь он почему-то встал и направился в кухню.

Там витал специфический мясной запах, едва дымились остывающие жаровни. Тошик сидел за угловатым столом, на котором стояли кувшин вина и блюдо с маслинами. Сам он болтал ногой, будто поджидая Сиверса.

– Послушайте! – резко начал Александр Юрьевич. – В конце концов, как вы… как вам…

Смутившись под насмешливым взглядом хозяина, он менее уверенно продолжил:

– Нельзя же так обращаться… даже если… это никуда не годится! Так и знайте.

Сивере умолк, выпустив последний пар.

– Что, сациви не понравилось? – озабоченно привстал Тошик. – Осталось немного хачапури, желаете? Или стакан вина? – он подмигнул Сиверсу, щелкнув пальцем по кувшину.

– Валяйте! – махнул рукой Александр Юрьевич, усаживаясь на свободный стул. – Пора промочить горло.

– Это точно. Славная хванчкара, отведайте. Раннего урожая.

– Я у вас тут скоро совсем сопьюсь, – поблагодарил Сивере. – Между прочим, кто у вас там живет, в подземелье?

Полонский даже не моргнул глазом. Подлил из кувшина еще.

– И чего вас туда занесло? – вслух пробормотал он. – Сидели бы себе мирно в своей келье, не пришлось бы принимать меры. Много от вас неприятностей, уважаемый. Трудно с вами, вот что скажу. То не так, это не этак. Как же тогда вам угодить?

– Бросьте молоть чепуху. Вы не ответили на мой вопрос.

– Ах, вы про Гелу? Ну да, мой племянник живет не с нами, а в одном из подвальных помещений. Сам себе выбрал место. Как собака, знаете ли… Тут уж ничего не поделаешь! – Тошик развел руками. – Нравится ему там. А разве мы против? Пусть. Коли хочет жить с крысами да привидениями.

Это заявление несколько озадачило Сиверса. Хотя объяснение можно было найти: то, что не годится нормальному человеку, вполне по душе придурковатому. Уроды среди людей не живут. Но и человек среди уродов долго не протянет. Каждому овощу своя грядка.