Тайны «Монастырского приюта» - [28]

– Тс-с! Тихо, – сказала она. – Вы весь в поту, кричали. Приснилось что-то нехорошее?

– Нет… да… а вы?.. – пробормотал Сивере.

– Я услышала. И пришла. Я должна была вас предупредить. Но боялась.

Александр Юрьевич пытался подняться, но Тереза удержала его голову на подушке.

– Лежите, вам нельзя вставать. У вас температура. Выпейте вот это, – и она протянула приготовленную чашку. – И снова уснете.

– Как Матвей Матвеевич? – глупо спросил Сивере.

– Как все, – мягко поправила Тереза. – Это очень просто.

– Странно… – поперхнулся Сивере, отпивая из чашки. – Сладко и горько одновременно.

– Напиток Прошянов, – сказала Тереза. – Рецепт давно утерян.

Александр Юрьевич тяжело вздохнул: ему стало больно в груди. Странно было и то, что эта женщина говорила с ним, не разжимая губ. Сивере хотел спросить, как у нее это получается, но из-за спины Терезы вдруг вышел Прозоров.

– Ну, все, что ли? – резко произнес он. – Хватит миндальничать.

Затем щелкнул какими-то ножницами или секатором.

– У него слабое сердце, – ответила Тереза. – Будет нелегко вынуть, не повредив аорту.

– Ладно уж учить, разберемся! – грубо возразил сокурсник. – Где эти хреновы ассистенты?

– Мы здесь, – из угла вышли Стас и Оленька Дембовичи в хирургических халатах и шапочках. То же чем-то лязгнули. Зубами, что ли?

– Дайте наркоз! – потребовал Прозоров, и Сивере вновь начал проваливаться в бездонную черную пропасть…

Окончательно проснулся Александр Юрьевич на рассвете, тяжело разлепив глаза и чувствуя, что вернулся из путешествия по тому свету. Он осоловело поглядел вокруг, с трудом узнавая ставшую уже привычной келью. Потянулся к стакану с минеральной водой. Жадно выпил, не ощущая вкуса, и вновь повалился на подушку.

2

– …Ты под наркозом, что ли? – услышал Сивере сквозь сон голос Прозорова. – Так и есть. Где это ты, брат, налимонился в хлам? Вставай, чай стынет.

Александр Юрьевич приподнял голову, затем сел на койке, закутавшись в одеяло. Отчего-то сильно ломило виски. Герман расхаживал по келье, попутно стачивая маленькой пилкой ногти. Сигара как обычно дымилась. Поднимался пар и над стаканом чая в серебряном подстаканнике. Рядом на тарелке лежали бутерброды с ветчиной и сыром. И – что было совсем непонятно, Сивере даже похолодел, вспомнив свой сон, – большие садовые ножницы…

– А где Дембовичи? – спросил Александр Юрьевич, украдкой ощупывая свою грудь. Все на месте, сердце бьется по-прежнему. Чертовщина какая-то.

– Откуда я знаю? – удивился Прозоров. – В трапезной я их видел, а куда потом пошли – плевать. Ты к завтраку не соизволил появиться, вот я и притащил хавчик. Лучше бы спасибо сказал.

– Спасибо, – вяло ответил Сивере, дотянувшись до стакана. – Ты опять дверь отмычкой открыл? А откуда здесь ножницы?

– В коридоре под твоей дверью валялись. Может, этот придурковатый племянник обронил? Он вчера в оранжерее цветы подстригал, я видел. Только какого дьявола его сюда занесло, в другой конец гостиницы? Впрочем, с дурака спрос… – Герман махнул рукой и выпустил струйку дыма. – А может, ты водки хочешь?

– Да трезв я! – усмехнулся Сивере. – Просто голова раскалывается. Климат этот мне не подходит, вот что.

– A-а… понятно. Ауехать ты все равно не можешь. Так что терпи. Это тебя вдовушка сглазила. Я говорил: она ведьма и авантюристка. Я достоверно знаю, что из секты какой-то.

– Ты сам-то – кто? – резко спросил Сивере. – От кого прячешься? Что натворил?

Прозоров присел на койку, серьезно ответил:

– Ты прав, обстоятельства вынуждают меня скрываться. Но одно могу сказать тебе, моему единственному другу: руки мои чисты, а совесть незапятнанна, я всего лишь ангел возмездия, – и он неожиданно захохотал. Сигара запрыгала в его зубах.

– Сумасшедший, – проворчал Александр Юрьевич.

– Конечно, и ты тоже! – согласился Герман, немного успокоившись. – Не знал, что ли, куда приехал? Это ведь специализированная клиника курортного типа для душевнобольных. Здесь все пациенты, и Тошик Полонский, и Куруладзе, изображающий из себя комиссара. А врачи наблюдают за нами через скрытые видеокамеры. Нам еще повезло, что условия такие хорошие. Но в подземелье, говорят, есть отделения для совершенно неизлечимых и буйных.

Вот туда попадать не советую. Возврата нет. Но скажу по секрету: кто-то тут из психов притворяется. То есть на самом деле он доктор, а косит под больного. Чтобы лучше следить. Ничего, я его когда-нибудь расколю… А пока лечись и радуйся, друг Саша.

Выслушав тираду сокурсника, Сивере кисло усмехнулся. Он не поверил ни единому его слову. Такого не может быть просто потому, что не может быть никогда. Ведь все, как и он сам, приехали сюда добровольно, по своему желанию, никто никого не тянул насильно, санитаров не было, таблеток и лекарств не дают, да и где видано, чтобы сумасшедший дом помещался в горном монастыре? И как он, Сивере, находясь в трезвом уме и здравой памяти, мог бы оказаться в клинике?

Или с ума сходят внезапно, незаметно для самого себя? Может быть, он рехнулся еще в Москве, а сюда его привезли в бесчувственном состоянии, и вся долгая дорога ему лишь привиделась? А что, если он уже существует в иной системе координат, в другом безумном мире, ощущая свое бытие как фантастику, а вымысел принимая за реальность? Где теперь трехмерный мир, его контуры и границы, что и кто находится вокруг него, внутри? Где сам он? Или Александр Юрьевич Сивере остался в Москве?