Тайны митрополита - [72]

– Взять его! – рявкнул Донской подоспевшим на подмогу стражникам. Те ринулись выполнять приказ, однако это оказалось не такой простой задачей; Тимофей, зажатый в угол, принялся настолько яростно шипеть и отбиваться от окруживших его мужей, что те в нерешительности замерли, не зная, что делать теперь. Воспользовавшись заминкой, ключник с отчаянным воплем и с перекошенной от страха и ненависти рожей, ринулся на Булыцкого, растопыренными пальцами метя прямо в глотку пожилому человеку. И неизвестно, чем бы закончился этот бросок, не перегороди дорогу Милован. Точным ударом тяжелого кулака тот сбил ополоумевшего на деревянный пол, где на отчаянно брыкающегося парня разом навалились стражники.

– Изыди!!! – визжал ключник, тщетно пытаясь освободить руку и перекрестить мужчину. – С того света восставший – к беде великой!!! Знамение ужасное!!! – не умолкал тот, бешено извиваясь и плюясь, пытаясь попасть в пенсионера. – Конец всех времен грядет, да суд Страшный нам всем, грешным!!!

– Почем знаешь, что восстал с того света?! Отвечай, шельма?!! – подлетел к тому Милован и, улучшив момент, с оттягом засветил парню звонкую пощечину. – Говори, кому сказано!!! – наклонившись, и буквально в лицо несчастному проорал тот.

– Сам поганого ножом пырнул!!! – азартно расхохотался в ответ тот. – Наукам диавольским поперву учит, затем за них же и лупит!!! От диавола!!! В грехи души православные вгоняет!!!

– Чего?! – не ожидавший такого, Николай Сергеевич аж обалдел.

– В поруб! – рявкнул Донской. – Да приглядывайте за ним, коли сами там оказаться не хотите! – Стражники, словно тюфяк, поволокли прочь бьющегося парня.

– Насмешникам над законами Божьими кара пуще, чем грешникам!!! – уже из-за распахнутой двери вопил парень.

– Что за беда стряслась? – В светлицу, крестясь, ворвался взлохмаченный Киприан в сопровождении Феофана. По всему видать, услыхавший крики, он, как был, простоволосый и не по чину одетый, прилетел к Дмитрию Ивановичу, неведомо как и зачем прихватив с собой дьякона.

– Ключник твой того, – холодно отвечал Донской, – поперву согрешил, потом на Николу обиду затаил, до смертоубийства доведшую, а потом и умом тронулся.

– Как так смертоубийство?! Не напраслина ли? Не хула ли? – подался вперед владыка.

– Сам признался! – прорычал Дмитрий Иванович.

– Исповедаться ему надобно бы, – твердо произнес священнослужитель. – Чай, на душу дьявол позарился.

– В порубе пусть посидит, а утром и исповедается. Перед казнью.

Еще раз молча перекрестившись, Киприан, бросив холодный взгляд на Булыцкого, вновь поклонился князю.

– Ты, князь, ума лишенного не мучь, да мне отдай. Вернем в Троицкий монастырь; там есть кому за душу заблудшую помолиться.

– Отмолит Сергий душу грешную, – негромко поддакнул Феофан.

– Знаешь, за смертоубийство что положено? – не обращая внимания на реплику, нахмурился князь.

– А кто ведает, что душегуб – Тимоха?

– Сам признался.

– Мож, грех чужой на себя взял?

– Тронулся из-за чего тогда, раз невиновен?

– Дьявола то игрища. Не может быть такого, чтобы Божий человек, и вдруг – душегуб!

– А вот и узнаем, – холодно, как бы давая понять, что разговор окончен, бросил Великий князь Московский. – Так знаешь или нет – за смертоубийство что?

– Знаю, князь, – спокойно отвечал владыка. – Да только Божий суд поверней людского будет. Вон, волею Господней разума лишился бедолага. Почто его мучишь? Над юродивым потешаться, все одно, что Богу оскорбление сделать.

– В поруб его! – рявкнул оторопевшим от такого поворота событий стражникам Дмитрий Иванович. – Коли и впрямь Бог покарал, так поутру и узнаем. А коли, скоморохам подобно, морду под припадка маской сховал, так к утру и очухается! – Киприан ничего не ответил, но лишь, перекрестившись, молча поклонился и, бросив очередной холодный взгляд на Булыцкого, удалился. Вслед за ним засеменил и Феофан.

– Недруга завел, что ли? – Когда крики полоумного стихли, Дмитрий Иванович тяжко опустился на лавку, жестом приглашая гостей последовать его примеру. – Знаю, знаю все, – хмуро поглядел на ошарашенных товарищей. – Феофан рассказал про визит ваш. Мол, явились, да под видом омовения убиенного тело так и сяк разглядывали. К митрополиту поперву, ну. А потом, вдвоем – ко мне. Чего искали-то? – посмотрел он сначала на преподавателя, а затем и на Милована.

– Зипун Никола отдал свой нищему, а по нему и спутали душегубы горемычного. По прорехе на спине обознались, а когда поняли, что не того на нож посадили, так и поздно стало.

– Думаешь, ключник? – зло сверкнув глазами, поинтересовался Дмитрий Донской.

– Неумеючи били, – задумчиво прогудел дружинник. – Я бы одним ударом.

– Тимоха, значит, умом раз тронулся, – подытожил муж. – До утра в порубе посидит, там, глядишь, и разговорчивей станет.

– Мы с Милованом пока с монастыря Троицкого шли, где он был?

– А мне почем знать?

– Может, Киприану ведомо… Или, может, Феофану? Их человек.

– Может, и по-твоему. Поутру узнаем.

– С Твердом что?

– О чем ты?

– О том, что, молвят, беда стряслась с ним, оттого и в монастырь Троицкий пошел.

– Долг у меня перед ним, – не стал томить товарищей Дмитрий Иванович. – Руку отдал, мой живот спасая; родней на крови сделался в сече последней. А к Сергию свернул, потому как и не надеялись, что выживет. Уж и в горячке метаться начал. Исповедаться повезли. Твоими настоями отхаживали, Никола. Выходили, – улыбнулся князь. – Хорош был муж, да теперь – никто. Ему хоть бы дачу, а хоть бы и придачу, да все попусту; не приучен к земле. Знать не знает, что с ней и делать-то. Пропадет ведь. Бражничать начнет да грехами небо коптить. И смерду не лепо это, а родичу князеву – так и тем паче. И себя сгубит, и Алену, – вздохнув, продолжал Донской. – Мое то решение было, – грохнув по лавке, да так, что товарищи и подпрыгнули на местах своих, подытожил Донской. – Хоть и не родня я тебе, Никола, да все равно порешал, что так быть. На кого если обиду держать за дела эти, так на меня.